Неточные совпадения
— Да, вот ты бы не впустил! Десять лет служил да кроме милости ничего не видал, да ты бы пошел теперь да и сказал: пожалуйте, мол, вон! Ты политику-то тонко понимаешь! Так — то! Ты бы про себя помнил, как
барина обирать, да енотовые шубы таскать!
— За наше благополучие! — взвизгнул Лютов, подняв стакан, и затем сказал, иронически утешая: — Да, да, — рабочее движение возбуждает большие надежды у некоторой части интеллигенции, которая хочет… ну, я не знаю, чего она хочет! Вот
господин Зубатов, тоже интеллигент, он явно хочет, чтоб рабочие дрались с хозяевами, а царя — не трогали. Это —
политика! Это — марксист! Будущий вождь интеллигенции…
Говорили о
господе Иисусе,
О жареном гусе,
О
политике, поэзии,
Затем — водку пить полезли...
Егоровна от имени его пригласила попа и весь причет церковный на похоронный обед, объявив, что молодой
барин не намерен на оном присутствовать, и таким образом отец Антон, попадья Федотовна и дьячок пешком отправились на барский двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях покойника и о том, что, по-видимому, ожидало его наследника. (Приезд Троекурова и прием, ему оказанный, были уже известны всему околодку, и тамошние
политики предвещали важные оному последствия).
Князь Гагин, введя в эту комнату Левина, назвал ее «умною». В этой комнате трое
господ говорили о последней новости в
политике.
Главное, скверно было то, что Мышников, происходя из купеческого рода, знал все тонкости купеческой складки, и его невозможно было провести, как иногда проводили широкого
барина Стабровского или тягучего и мелочного немца Драке. Прежде всего в Мышникове сидел свой брат мужик, у которого была одна
политика — давить все и всех, давить из любви к искусству.
— Охлажденье, сударь, к нему имеют… большое охлажденье против прежнего, — отвечал успокоительным тоном Григорий Васильев, — вот уж года четыре мы это замечаем; только и говорят своим горничным девицам: «Ах, говорят, милые мои, как бы я желала выйти замуж!» Барышня, батюшка, умная, по
политике тонкая, все, может быть, по чувствительной душе своей почувствовали, какой оне пред
господом творцом-создателем грех имеют.
Нужно ли, чтоб он понимал, что такое внутренняя
политика? — на этот счет мнения могут быть различны; но я, с своей стороны, говорю прямо: берегитесь,
господа! потому что как только мужик поймет, что такое внутренняя
политика — n-i-ni, c’est fini!
Вот вам,
господин полковник, наша
политика!
— Ого… — сказал, улыбаясь, Зарецкой, — да вы большой
политик,
господин…
господин…
На третий день моего путешествия я опоздал несколько выехать из деревни, в которой
господин шульц [староста (Прим. автора.)], ревностный патриот и большой
политик, вздумал угощать обеденным столом в моем единственном лице все русское войско.
Потом, не соглашаясь, впрочем, с иными учеными в иных клеветах, взводимых на турецкого пророка Мухаммеда, и признавая его в своем роде великим
политиком,
господин Голядкин перешел к весьма интересному описанию алжирской цирюльни, о которой читал в какой-то книжке в смеси.
Господа! я не без намерения остановился на этом предмете больше чем нужно, ибо он есть фундамент, на котором зиждется наша становая внутренняя
политика.
Но бежать все-таки надо. Какая бы метаморфоза ни приключилась, во что бы ни обратиться, хоть в червя ползущего, все-таки надо бежать. Две-три десятинки, коровка, пять курочек — все в один голос так говорят! Мне — две десятинки; Осьмушниковым и Разуваевым — вселенная! Такова внутренняя
политика. Ежели старые столбы подгнили, надо искать новых столбов. Да ведь новые-то столбы и вовсе гнилые… ах,
господин Грацианов!
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной армии отставной
господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский — он записывал, а я, между тем, дабы показать ему, что я бывал между людьми и знаю
политику, начал ему рекомендоваться и просил его принять меня в свою аттенцию и, по дружбе, сказать чисто и откровенно, в какой город меня привезли?
Пологий (Николаю). Позвольте заметить: читая газеты,
господин Синцов всегда рассуждает о
политике и очень пристрастно относится к властям…
— Нет! Ведь это так, шутка, что я фальшивками занимался, меня за бродяжничество сажали и по этапам гоняли. А раз я попал по знакомству: познакомился в трактире с
господином одним и пошел ночевать к нему.
Господин хороший. Ночевал я у него ночь, а на другую — пришли жандармы и взяли нас обоих! Он, оказалось, к
политике был причастен.
— Становь сюда! А вы,
господа читатели, подвиньтесь; некогда тут с газетами да с
политикой… Бросайте!
— Ну, стоит ли об этом говорить? Поговоримте лучше,
господа, о
политике!
— И молчать, — подхватила графиня. — Урок этот хорош и достоин вашей
политики,
господин министр. Но я — женщина и говорю, что думаю.
— Ну что, не правду ли я говорил, батюшка? Что, уронил меня мальчишка? Сгубила меня моя смелость? И ваши уполномоченные все так же ли упрямы, как вы ожидали? По крайней мере на этот раз,
господин дипломат, согласитесь, что в
политике мои предположения вернее вышли… Помните, что я сказал вам — я любимец не каприза, а разума государыни…
—
Господин генерал-кригскомиссар! Я только теперь признаю вас таким, — произнесла баронесса с видимым смирением. — Вы победили меня. Горжусь, по крайней мере, тем, что, имев дело с могучим царем Алексеевичем и умнейшим министром нашего века, едва не разрушила побед одного и смелой
политики другого. Надеюсь, что для изображения этой борьбы история уделит одну страничку лифляндке Зегевольд.
— Ну, скажите, что я клевещу на вас, скажите!.. С чем вы сами пришли ко мне сейчас? Отдать в мягкой форме приказ, чтобы я отказала от дома Ихменьеву? Вы отлично знаете, что он не опасен, что он пострадал из-за самого пустяка, что занимается он не
политикой, а своими книжками. Но вы кандидат в губернские сановники! В вашем доме таких
господ не должны встречать. Вот что! Вы сами не могли бы выбрать лучшего доказательства того, во что вы обращаетесь теперь!..