Неточные совпадения
Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать
горячие угли к
костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка,
костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее
горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким спят только усталые.
Небо сверкало звездами, воздух был наполнен благовонием от засыхающих степных трав, речка журчала в овраге,
костер пылал и ярко освещал наших людей, которые сидели около котла с
горячей кашицей, хлебали ее и весело разговаривали между собою; лошади, припущенные к овсу, также были освещены с одной стороны полосою света…
Жидовин, батюшки, как клялся, что денег у него нет, что его бог без всего послал, с одной мудростью, ну, однако, они ему не поверили, а сгребли уголья, где
костер горел, разостлали на
горячую золу коневью шкуру, положили на нее и стали потряхивать.
На месте нашей избы тлела золотая груда углей, в середине ее стояла печь, из уцелевшей трубы поднимался в
горячий воздух голубой дымок. Торчали докрасна раскаленные прутья койки, точно ноги паука. Обугленные вереи ворот стояли у
костра черными сторожами, одна верея в красной шапке углей и в огоньках, похожих на перья петуха.
Кое-где, между палатками, офицеры устроили импровизированные
костры из той самой соломы, на которой провели ночь, и расселись вокруг, ежась от холода и торопливо глотая
горячий чай.
В комнате пахнет гниющим пером постели, помадой, пивом и женщиной. Ставни окна закрыты, в жарком сумраке бестолково маются, гудят большие черные мухи. В углу, перед образом Казанской божьей матери, потрескивая, теплится лампада синего стекла, точно мигает глаз, искаженный тихим ужасом. В духоте томятся два тела, потные,
горячие. И медленно, тихо звучат пустые слова — последние искры догоревшего
костра.
Туземцы ушли, а мы принялись устраиваться на ночь. Односкатная палатка была хорошо поставлена, дым от
костров ветер относил в сторону, мягкое ложе из сухой травы, кусок холодного мяса, черные сухари и кружка
горячего чая заменили нам самую комфортабельную гостиницу и самый изысканный ужин в лучшем городском ресторане.
Капитан Петрович при слабом отблеске
костра успел разглядеть горящие глаза Иоле, его воодушевленное лицо и молящую улыбку. Неизъяснимое чувство любви, жалости и сознания своего братского долга захватили этого пожилого офицера. Он понял, чего хотел Иоле, этот молодой орленок,
горячий, смелый и отважный, достойный сын своего отца. Он понял, что юноша трепетал при одной мысли о возможности подобраться к неприятельскому судну и в отчаянном бою заставить замолчать австрийские пушки.
Рота, успевшая отдохнуть и оправиться после удачного дела, с аппетитом уписывала
горячие щи и кашу, сваренную на походной кухне и теперь разогретую на пылающем
костре.
Все рассыпались по роще, ломая для
костра нижние сухие сучья осин. Роща огласилась треском, говором и смехом. Сучья стаскивались к берегу сажалки, где Вера и Соня разводили
костер. Огонь запрыгал по трещавшим сучьям, освещая кусты и нижние ветви ближайших осин; между вершинами синело темное звездное небо; с
костра вместе с дымом срывались искры и гасли далеко вверху. Вера отгребла в сторону
горячий уголь и положила в него картофелины.
Кое-как пробираясь между козлами и
кострами, я вслед за Николаевым пошел к Болхову, с удовольствием мечтая о стакане
горячего чая и веселой беседе, которая бы разогнала мои мрачные мысли. «Что, нашел?» — послышался голос Болхова из кукурузного шалаша, в котором светился огонек.
Нас приютили у своего
костра офицеры нежинского полка, остановившиеся с своим батальоном на короткую ночевку. Они радушно угостили нас коньяком, сардинками, чаем. Была
горячая благодарность к ним и радостное умиление, что есть на свете такие хорошие люди.
Глаза его заблистали, движения и речь стали тверды; казалось, что Купшин пустил во все жилы его свежую,
горячую кровь, и если бы дали ему в это время начальство над лихим эскадроном, он славно повел бы его в атаку, в пыл битвы. Это был священный
костер, на который надобно было только посыпать ладану, чтобы он загорелся.