Неточные совпадения
Это она сказала на Сибирской пристани, где муравьиные вереницы широкоплечих грузчиков опустошали трюмы барж и пароходов, складывали на берегу высокие
горы хлопка, кож, сушеной рыбы, штучного железа,
мешков риса, изюма, катили бочки цемента, селедок, вина, керосина, машинных масл. Тут шум работы был еще более разнообразен и оглушителен, но преобладал над ним все-таки командующий голос человека.
На стене
горела лампочка и слабо освещала в одном углу наваленные
мешки, дрова и на нарах направо — четыре мертвых тела.
— Да, да… Сегодня метла, завтра метла, послезавтра метла. Господи! да вы с меня последнюю рубашку снимете. Что ты думаешь: у меня золотые
горы для вас… а?..
Горы?.. С каким ты
мешком давеча шел по двору?
Он устроил себе нечто вроде палатки, а на плечи набросил шинель. Старик таза поместился у подножия кедра, прикрывшись одеялом. Он взялся караулить бивак и поддерживать огонь всю ночь. Нарубив еловых веток, я разостлал на них свой
мешок и устроился очень удобно. С одной стороны от ветра меня защищала валежина, а с другой —
горел огонь.
В Уссурийском крае козуля обитает повсеместно, где только есть поляны и выгоревшие места. Она не выносит высоких
гор, покрытых осыпями, и густых хвойных лесов. Охотятся на нее ради мяса. Зимние шкурки идут на устройство спальных
мешков, кухлянок и дох; рога продаются по три рубля за пару.
Лошадей приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье на дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в спорах людей о том, где кто сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь
горел до самого утра, и все укладывались, таскали с места на место
мешки и мешочки и одевались по-дорожному (ехать всего было около восьмидесяти верст!).
Все спешили по домам, чтоб сносить свои имущества на площадь, и не прошло получаса, как вокруг Лобного места возвышались уже
горы серебряных денег, сосудов и различных товаров: простой холст лежал подле куска дорогой парчи,
мешок медной монеты — подле кошелька, наполненного золотыми деньгами.
«Кто же это? Неужели…» — мелькало в памяти. Перебила рассказ безносая нищенка: она высыпала на стол из
мешка гору корок, ломтей черного хлеба и объедков пирогов.
Впереди, у самой дороги,
горел костер; пламени уже не было, светились одни красные уголья. Слышно было, как жевали лошади. В потемках обозначились две подводы — одна с бочкой, другая пониже, с
мешками, и два человека: один вел лошадь, чтобы запрягать, другой стоял около костра неподвижно, заложив назад руки. Заворчала около подводы собака. Тот, который вел лошадь, остановился и сказал...
Я остался в сенях, глядя в щель на двор: в сумраке утра натужно
горел огонь фонаря, едва освещая четыре серых
мешка, они вздувались и опадали со свистом и хрипом; хозяин — без шапки — наклонился над ними, волосы свесились на лицо ему, он долго стоял, не двигаясь, в этой позе, накрытый шубой, точно колоколом… Потом я услышал сопенье и тихий человечий шепот...
За ужином главный врач, вздыхая, ораторствовал: — Да! Если мы на том свете будем
гореть, то мне придется попасть на очень горячую сковородку. Вот приходил сегодня наш хозяин. Должно быть, он хотел взять три
мешка рису, которые зарыл в погребе; а их уж раньше откопала наша команда. Он, может быть, только на них и рассчитывал, чтобы не помереть с голоду, а поели рис наши солдаты.
Покосился он тут вбок, — Ерофеич по плетню к нему пробирается, тяжко дышит, будто старшину в
гору на закорках везет… Добрался до завалинки, сел
мешком, ласково этак спрашивает, а у самого морда такая, словно жабой подавился...
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил где командир и офицеры? Человек этот, с
мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрагиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на
горе с правой стороны на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).