Неточные совпадения
«Почему у меня нет ни малейшего негодования на Версилова за историю с
соседкой?» — пришло мне вдруг в
голову.
Вопил, впрочем, один голос, именно пожилой
соседки, а вчерашний молодой голос, который я слишком хорошо запомнил, — совсем молчал; помню, что мне это, с первой мысли, пришло тогда в
голову.
Мгновение он прислушивался у двери, подставив ухо и победительно подмигивая через коридор хозяйке, которая грозила ему пальцем и покачивала
головой, как бы выговаривая: «Ох шалун, шалун!» Наконец с решительным, но деликатнейшим видом, даже как бы сгорбившись от деликатности, постучал костями пальцев к
соседкам.
Но, поравнявшись теперь с садом
соседки, он вдруг вспомнил именно про этот хвост, быстро поднял понуренную и задумавшуюся свою
голову и… наткнулся вдруг на самую неожиданную встречу.
Тут уж в последней степени ужаса Марфа Игнатьевна бросилась от окна, выбежала из сада, отворила воротный запор и побежала сломя
голову на зады к
соседке Марье Кондратьевне.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж начала мечтать о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку, вспомнит о покойном муже, да и задумается. Что, ежели в самом деле отец свой страшный недуг дочери передал? что, если она умрет? Куда она тогда с своей пьяной
головой денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
Редкая, как бы нехотя, дернет клочок сена из стога, к которому их поставили, лениво повернет два-три раза челюстями и с непроглоченным сеном во рту начинает дрожать и жаться к опустившей
голову и так же дрожащей
соседке.
Петра Михайлыча знали не только в городе и уезде, но, я думаю, и в половине губернии: каждый день, часов в семь утра, он выходил из дома за припасами на рынок и имел, при этом случае, привычку поговорить со встречным и поперечным. Проходя, например, мимо полуразвалившегося домишка соседки-мещанки, в котором из волокового окна [Волоковое окно — маленькое задвижное оконце, прорубавшееся в избах старинной постройки в боковых стенах.] выглядывала
голова хозяйки, повязанная платком, он говорил...
Хорошенькая
соседка, сделав сначала насмешливую гримасу и потом проговорив: «Adieu!», прижала
голову к дивану, закрыла глаза и старалась, как видно, заснуть.
Несмотря на то, что от жару некуда было деваться, что комары роями вились в прохладной тени арбы и что мальчишка, ворочаясь, толкал ее, Марьяна натянула себе на
голову платок и уж засыпала, как вдруг Устенька,
соседка, прибежала к ней и, нырнув под арбу, легла с ней рядом.
Лунёв взглянул на Павла, тот сидел согнувшись, низко опустив
голову, и мял в руках шапку. Его
соседка держалась прямо и смотрела так, точно она сама судила всех, — и Веру, и судей, и публику.
Голова её то и дело повёртывалась из стороны в сторону, губы были брезгливо поджаты, гордые глаза блестели из-под нахмуренных бровей холодно и строго…
Он много говорил, пил вино и курил дорогие сигары. К Песоцким часто, чуть ли не каждый день, приезжали барышни-соседки, которые вместе с Таней играли на рояле и пели; иногда приезжал молодой человек, сосед, хорошо игравший на скрипке. Коврин слушал музыку и пение с жадностью и изнемогал от них, и последнее выражалось физически тем, что у него слипались глаза и клонило
голову набок.
— Костюшка, запевай! — крикнула Таня высоким контральто и облокотилась на стол, подперев щеку рукой. Её кавалер начал что-то шептать ей на ухо, скашивая глаза в сторону мельника, обнявшего свою
соседку за талию и подносившего к её рту рюмку рябиновой. Она жеманилась, отворачивая
голову в сторону. Таня посмотрела на неё ленивым взором тусклых синих глаз и снова приняла прежнюю позу, кинув гармонисту...
Спать еще рано. Жанна встает, накидывает на
голову толстый платок, зажигает фонарь и выходит на улицу посмотреть, не тише ли стало море, не светает ли, и горит ли лампа на маяке, в не видать ли лодки мужа. Но на море ничего не видно. Ветер рвет с нее платок и чем-то оторванным стучит в дверь соседней избушки, и Жанна вспоминает о том, что она еще с вечера хотела зайти проведать больную
соседку. «Некому и приглядеть за ней», — подумала Жанна и постучала в дверь. Прислушалась… Никто не отвечает.
Некоторые нежно обняли друг дружку за шею; одна приложила
голову на колени
соседке.
— У господ Луповицких в Рязанской губернии, — с важностью приподняв
голову, с расстановкой проговорил Марко Данилыч. — Люди с большим достатком, знатные, генеральские дети — наши хорошие знакомые… Ихняя сестрица Алымова
соседка будет нам. С нашим городом по соседству купила именье, Дунюшку очень она полюбила и выпросила ее у меня погостить, поколь я буду на ярманке.
— Он Дусю обидел, a я его, — неожиданно выпалила снова Ярышка, — противный, несносный, скверный… Я ему отплачу за бедняжечку Дусю, — и прежде, нежели её
соседка успела остановить ее, шалунья низко пригнула
голову к столу и, не шевеля губами, испустила короткое: «Бэ! Бэ! Бэ!» очень похожее на блеяние барана.
Я стою в середине, между двумя центральными упорами сводов, и поглядываю через
головы вперед и влево. Служба идет в правом приделе, а перед левым двумя рядами стоят пансионерки Конопацких. Вижу сбоку фигуру Екатерины Матвеевны, и вот — характерная рыжая коса Кати под котиковою шапочкой… Здесь! Сразу все вокруг становится значительным и прекрасным. Я слежу, как она крестится и кланяется, как шепчется с соседкой-подругой. Какая стройная, как выделяется своим изяществом из всех пансионерок!
— А если бы вы знали, барышни, как от ее
головы репейным маслом пахнет! Целую банку, очевидно, на себя вылила эта «приехамшая» к нам прелестная девица из деревни! — вставила в разговор двух
соседок внезапно вынырнувшая откуда-то шалунья Смолянская.
Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных
голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою
соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихою и спокойною улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух.
Первое, разумеется, что могло прийти в
голову при подобном случае, — это угар, но об угаре не могло быть и речи, потому что, во-первых, печи в заведении топились с утра, а все пять умерших легли спать вечером здоровыми, да во-вторых же, — другие больные,
соседки по комнатам тех, которые умерли, были живы и здоровы, меж тем как их комнаты согревались теми самыми печами и вообще находились вполне в одинаковых атмосферных условиях.