Неточные совпадения
— Слушайте, — пробормотал я совершенно неудержимо, но дружески и ужасно любя его, — слушайте: когда Джемс Ротшильд, покойник, парижский, вот что тысячу семьсот миллионов франков оставил (он кивнул
головой), еще в молодости, когда случайно узнал, за несколько часов раньше всех, об убийстве
герцога Беррийского, то тотчас поскорее дал знать кому следует и одной только этой штукой, в один миг, нажил несколько миллионов, — вот как люди делают!
И когда Цирельман поднялся, чтобы уйти, и почувствовал на своей спине десяток жадных, удивленных взглядов, то он вспомнил старое актерское время и прошел вдоль погреба театральной походкой, с выпяченной грудью и гордо закинутой назад
головой, большими шагами, совершенно так, как уходил, бывало, со сцены в ролях иноземных
герцогов и предводителей разбойничьих шаек.
— Эх, ты,
голова с мозгом! Барышник, что ли, я конский, аль цыган какой, что стану лошадьми торговать? В курляндском герцогстве тридцать четыре мызы за аргамака мне владеющий
герцог давал, да я и то не уступил. А когда регентом стал, фельдмаршалом хотел меня за аргамака того сделать, — я не отдал.
Герцог подъехал, наконец, к возвышению, где находилась императрица, и, скинув перед ней шляпу, поникнув несколько
головой, ждал себе лестной награды.
В одной из ближайших комнат
герцог остановился и спросил своего провожатого, погладив его по
голове...
— Начинаю верить, что ты не причастна злодеяниям разбойника; а то жаль было мне славной бабенки. Зато и
голова у тебя цела, да еще жди милостей от самого
герцога. Барин большой, выше его нет в России — что я говорю, в России? — в подсолнечной! барин добрый, щедрый, стоит только знать его.
— Во дворец, да! к государыне! — произнес Бирон, хватая себя за горящую
голову; потом, обратясь к Волынскому, примолвил: — Надеюсь, что мы видимся в последний раз в доме
герцога курляндского.
«Чего не сделает эта золотая
голова! — думал Иван, слушая с умилением похвалу своему барину и смотря на него с гордостью матери. — О! кабы не потворство нашей братье, мог бы прямо на место
герцога!»
Пруссия могла выставить только 150 000 человек, считая в этом числе 20 000 саксонцев; и эти солдаты не воевали со времен Фридриха Великого, были одеты в неуклюжие мундиры, делавшие их удивительно неповоротливыми, не имели шинелей, на
головах носили косы и употребляли пудру; стреляли дурно; к тому же все главные начальники и генералы были люди старые, например, главнокомандующему,
герцогу Брауншвейгскому было 71 год, а принцу Гогенлоэ и Блюхеру более 60 лет; кто-то сосчитал года 19 генералов магдебургского округа, и в сумме получилось 1 300 лет.
Тронутый
герцог, со слезами на глазах, поклялся даже сделать уступки своих прав Волынскому, чтобы только угодить обожаемой государыне. В сердце же клялся помириться с ним тогда лишь, когда увидит
голову его на плахе. Он убежден был тайною запискою, найденною в карете, что еще не время действовать решительно, и потому скрыл глубоко свою ненависть.
Герцог указал на дверь, кивнув
головой, как бы хотел сказать: возитесь вы тогда с ним!..
— Оставьте спор и покажите мне, где
голая женщина? — молвил
герцог.
Увидав его издали,
герцог кивнул ему
головою и, прервав речь с тем, с кем разговаривал, громко спросил...
Вместо ответа Гелия взяла холодною рукой руку
герцога и приблизила ее к своей
голове.
Это должно было выражать и обхватывать что-то необъятное и светлое, как в прямом, так и в иносказательном смысле: чувствовалось, что в
голове у Фебуфиса как будто распустил хвост очень большой павлин, и художник уже положительно мечтал направлять
герцога и при его посредстве развить вкус в его подданных и быть для них благодетелем: «расписать их небо».
— По совести сказать, ни на что, но мне теперь взошла в
голову такая фантазия, и вы со мною, с позволения вашего, ни черта не поделаете, ради всех
герцогов вместе и порознь.
— Какого?.. «Расписывать небо», или писать баталии, или
голых женщин на зеркалах в чертогах
герцога?
— Да… Но все это не то! — перебил его
герцог. — Где же то?! Я хочу видеть вашу
голую женщину!