Неточные совпадения
Городничий (
с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд
с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он
купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Анна Андреевна. Послушай: беги к
купцу Абдулину… постой, я дам тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между тем
говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал
с нею к
купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
И долго, долго дедушка
О горькой доле пахаря
С тоскою
говорил…
Случись
купцы московские,
Вельможи государевы,
Сам царь случись: не надо бы
Ладнее
говорить!
— Могу сказать, что получите первейшего сорта, лучше которого <нет> в обеих столицах, —
говорил купец, потащившись доставать сверху штуку; бросил ее ловко на стол, разворотил
с другого конца и поднес к свету. — Каков отлив-с! Самого модного, последнего вкуса!
Иногда, глядя
с крыльца на двор и на пруд,
говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели
купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Купец, который на рысаке был помешан, улыбался на это
с особенною, как говорится, охотою и, поглаживая бороду,
говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки,
с удовольствием посматривали друг на друга и как будто бы хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!» Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение
купцов было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя не выдаст».
— Да у него и не видно головы-то, все только живот, начиная
с цилиндра до сапог, — ответила женщина. — Смешно, что царь — штатский, вроде
купца, —
говорила она. — И черное ведро на голове — чего-нибудь другое надо бы для важности, хоть камилавку, как протопопы носят, а то у нас полицеймейстер красивее одет.
— Она пошлости
говорит, — сердито сказал Самгин. — Это ей муж,
купец, набил голову глупостями. — Где ты познакомилась
с нею?
Сталкиваясь
с купцами, мещанами, попами, он находил, что эти люди вовсе не так свирепо жадны и глупы, как о них пишут и
говорят, и что их будто бы враждебное отношение ко всяким новшествам, в сущности, здоровое недоверие людей осторожных.
Самгин отметил, что она
говорит о муже тоном девицы из зажиточной мещанской семьи, как будто она до замужества жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного
купца в губернию и вот благодарно,
с гордостью вспоминает о своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
— На кой черт надо помнить это? — Он выхватил из пазухи гранки и высоко взмахнул ими. — Здесь идет речь не о временном союзе
с буржуазией, а о полной, безоговорочной сдаче ей всех позиций критически мыслящей разночинной интеллигенции, — вот как понимает эту штуку рабочий, приятель мой, эсдек, большевичок… Дунаев. Правильно понимает. «Буржуазия,
говорит, свое взяла, у нее конституция есть, а — что выиграла демократия, служилая интеллигенция? Место приказчика у
купцов?» Это — «соль земли» в приказчики?
— Ну, вот он к сестре-то больно часто повадился ходить. Намедни часу до первого засиделся, столкнулся со мной в прихожей и будто не видал. Так вот, поглядим еще, что будет, да и того… Ты стороной и
поговори с ним, что бесчестье в доме заводить нехорошо, что она вдова: скажи, что уж об этом узнали; что теперь ей не выйти замуж; что жених присватывался, богатый
купец, а теперь прослышал, дескать, что он по вечерам сидит у нее, не хочет.
И Татьяна Марковна, наблюдая за Верой, задумывалась и как будто заражалась ее печалью. Она тоже ни
с кем почти не
говорила, мало спала, мало входила в дела, не принимала ни приказчика, ни
купцов, приходивших справляться о хлебе, не отдавала приказаний в доме. Она сидела, опершись рукой о стол и положив голову в ладони, оставаясь подолгу одна.
— Уж он в книжную лавку ходил
с ними: «Вот бы, —
говорит купцам, — какими книгами торговали!..» Ну, если он проговорится про вас, Марк! —
с глубоким и нежным упреком сказала Вера. — То ли вы обещали мне всякий раз, когда расставались и просили видеться опять?
Вот нас едет четыре экипажа, мы и сидим теперь: я здесь, на Каменской станции, чиновник
с женой и инженер — на Жербинской, другой чиновник — где-то впереди, а едущий сзади
купец сидит,
говорят, не на станции, а на дороге.
— Екатерина Маслова, — начал председатель, обращаясь к третьей подсудимой, — вы обвиняетесь в том, что, приехав из публичного дома в номер гостиницы «Мавритания»
с ключом от чемодана
купца Смелькова, вы похитили из этого чемодана деньги и перстень, —
говорил он, как заученный урок, склоняя между тем ухо к члену слева, который
говорил, что пo списку вещественных доказательств недостает склянки.
Купец, желая оправдать Маслову, настаивал на том, что Бочкова — главная заводчица всего. Многие присяжные согласились
с ним, но старшина, желая быть строго законным,
говорил, что нет основания признать ее участницей в отравлении. После долгих споров мнение старшины восторжествовало.
Он отвергал показание Масловой о том, что Бочкова и Картинкин были
с ней вместе, когда она брала деньги, настаивая на том, что показание ее, как уличенной отравительницы, не могло иметь веса. Деньги, 2500 рублей,
говорил адвокат, могли быть заработаны двумя трудолюбивыми и честными людьми, получавшими иногда в день по 3 и 5 рублей от посетителей. Деньги же
купца были похищены Масловой и кому-либо переданы или даже потеряны, так как она была не в нормальном состоянии. Отравление совершила одна Маслова.
Что попритчилось
с мужиком?»
Говорю, что мой брат, семипалатинский
купец.
— Привел господь в шестьдесят первый раз приехать на Ирбит, —
говорил богобоязливо седой, благообразный старик из
купцов старинного покроя; он высиживал свою пару чая
с каким-то сомнительным господином поношенного аристократического склада. — В гору идет ярмарка-матушка… Умножается народ!
Митя хоть и знал этого
купца в лицо, но знаком
с ним не был и даже ни разу не
говорил с ним.
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф,
говорит, я не
купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», —
говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как умерла Миловидка,
с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень
с надписью над псицей поставил.
«Так и так,
говорю,
купец Завейхвостов Терентий Прохорыч желает
с вами в любви жить».
— Настоящей жизни не имею; так кой около чего колочусь! Вы покличете, другой покличет, а я и вот он-он!
С месяц назад, один
купец говорит: «Слетай, Родивоныч, за меня пешком к Троице помолиться; пообещал я, да недосуг…» Что ж, отчего не сходить — сходил! Без обману все шестьдесят верст на своих на двоих отрапортовал!
— Какое! Всю зиму на Хитровке околачивался… болел… Марк Афанасьев подкармливал. А в четверг пофартило,
говорят, в Гуслицах
с кем-то
купца пришил… Как одну копейку шесть больших отдал. Цапля метал… Архивариус метал. Резал Назаров.
В зале делалось душно, особенно когда зажгли лампы. Свидетелям не было конца. Все самые тайные подвиги Полуянова выплывали на свет божий. Свидетельствовала крестьяне, мещане, мелкие и крупные
купцы, какие-то бабы-торговки, — все это были данники Полуянова, привыкшие ему платить из года в год. Страница за страницей развертывалась картина бесконечного сибирского хищения. Многое Полуянов сам забыл и
с удивлением
говорил...
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же
купцом, как и другие,
с тою разницей, что носил золотые очки.
Говорил он
с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и
с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и
с первого раза заявил...
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет
с вас и одной. Да и дело не стоящее. Вон запольские
купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а друг друга есть. Верно
говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
Раскрываем первую страницу «Сочинений Островского». Мы в доме
купца Пузатова, в комнате, меблированной без вкуса,
с портретами, райскими птицами, разноцветными драпри и бутылками настойки. Марья Антиповна, девятнадцатилетняя девушка, сестра Пузатова, сидит за пяльцами и поет: «Верный цвет, мрачный цвет». Потом она
говорит сама
с собой...
На днях узнали здесь о смерти Каролины Карловны — она в двадцать четыре часа кончила жизнь. Пишет об этом
купец Белоголовый. Причина неизвестна, вероятно аневризм. Вольф очень был смущен этим известием.
Говорил мне, что расстался
с ней дурно, все надеялся
с ней еще увидеться, но судьбе угодно было иначе устроить. Мне жаль эту женщину…
Призадумался честной
купец и, подумав мало ли, много ли времени,
говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь,
с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна на поясе.
— Что их вознаграждать-то! — воскликнул Замин. — Будет уж им, помироедствовали. Мужики-то, вон, и в казну подати подай, и дороги почини, и в рекруты ступай. Что баря-то, али
купцы и попы?.. Святые, что ли? Мужички то же
говорят: «Страшный суд написан, а ни одного барина в рай не ведут, все простой народ идет
с бородами».
— В конторщики меня один
купец звал! — продолжал он врать, — я
говорю: «Мне нельзя — у нас молодой барин наш в Москву переезжает учиться и меня
с собой берет!»
— Это Архипов, — сказал я, — тот, об котором я
говорил, Николай Сергеич, вот что
с купцом у Бубновой был и которого там отколотили. Это в первый раз Нелли его тогда увидала… Продолжай, Нелли.
— За меня отдадут-с… У меня, Марья Матвевна, жалованье небольшое, а я и тут способы изыскиваю… стало быть, всякий
купец такому человеку дочь свою, зажмуря глаза, препоручить может… Намеднись иду я по улице, а Сокуриха-купчиха смотрит из окна:"Вот,
говорит, солидный какой мужчина идет"… так, стало быть, ценят же!.. А за что? не за вертопрашество-с!
«Я,
говорит, негоциант, а не
купец; мы,
говорит, из Питера от Руча комзолы себе выписываем — вот, мол, мы каковы!» Ну-с, отцам-то, разумеется, и надсадно на него смотреть, как он бороду-то себе оголит, да в кургузом кафтанишке перед людьми привередничает.
— Стало быть, и
с причиной бить нельзя? Ну, ладно, это я у себя в трубе помелом запишу. А то, призывает меня намеднись:"Ты,
говорит, у
купца Бархатникова жилетку украл?" — Нет,
говорю, я отроду не воровал."Ах! так ты еще запираться!"И начал он меня чесать. Причесывал-причесывал, инда слезы у меня градом полились. Только, на мое счастье, в это самое время старший городовой человека привел:"Вот он — вор,
говорит, и жилетку в кабаке сбыть хотел…"Так вот каким нашего брата судом судят!
— А то, что какое же мое, несмотря на все это, положение? Несмотря на все это, я, —
говорит, — нисколько не взыскан и вышел ничтожеством, и, как ты сейчас видел, я ото всех презираем. — И
с этими словами опять водки потребовал, но на сей раз уже велел целый графин подать, а сам завел мне преогромную историю, как над ним по трактирам
купцы насмехаются, и в конце
говорит...
Я
говорю о среднем культурном русском человеке, о литераторе, адвокате, чиновнике, художнике,
купце, то есть о людях, которых прямо или косвенно уже коснулся луч мысли, которые до известной степени свыклись
с идеей о труде и которые три четверти года живут под напоминанием о местах не столь отдаленных.
— Не дам, сударь! — возразил запальчиво Петр Михайлыч, как бы теряя в этом случае половину своего состояния. — Сделайте милость, братец, — отнесся он к капитану и послал его к какому-то Дмитрию Григорьичу Хлестанову, который
говорил ему о каком-то
купце, едущем в Москву. Капитан сходил
с удовольствием и действительно приискал товарища
купца, что сделало дорогу гораздо дешевле, и Петр Михайлыч успокоился.
— Помилуйте! Хорошее?.. Сорок процентов… Помилуйте! — продолжал восклицать князь и потом, после нескольких минут размышления, снова начал, как бы рассуждая сам
с собой: — Значит, теперь единственный вопрос в капитале, и, собственно
говоря, у меня есть денежный источник; но что ж вы прикажете делать — родственный! За проценты не дадут, — скажут: возьми так! А это «так» для меня нож острый. Я по натуре
купец: сам не дам без процентов, и мне не надо. Гонор этот, понимаете, торговый.
Впрочем, надобно сказать, что и вся публика, если и не так явно, то в душе ахала и охала. Превосходную актрису, которую предстояло видеть, все почти забыли, и все ожидали, когда и как появится новый кумир, к которому устремлены были теперь все помыслы. Полицейский хожалый первый завидел двух рыжих вице-губернаторских рысаков и,
с остервенением бросившись на подъехавшего в это время к подъезду
с купцом извозчика, начал его лупить палкой по голове и по роже,
говоря...
Пройдя церковь и баррикаду, вы войдете в самую оживленную внутреннею жизнью часть города.
С обеих сторон вывески лавок, трактиров;
купцы, женщины в шляпках и платочках, щеголеватые офицеры, — всё
говорит вам о твердости духа, самоуверенности, безопасности жителей.
Устинья Наумовна. Да ишь ты,
с вами не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого: мне,
говорит, хотя Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились, да приданого поменьше ломил. Маменька-то вот, Аграфена Кондратьевна, тоже норовит в свое удовольствие: подавай ты ей беспременно
купца, да чтобы был жалованный, да лошадей бы хороших держал, да и лоб-то крестил бы по-старинному. У тебя тоже свое на уме. Как на вас угодишь?
Подхалюзин. Ничего не объелся-с! А если вам угодно
говорить по душе, по совести-с, так это вот какого рода дело-с: у меня есть один знакомый
купец из русских, и они оченно влюблены в Алимпияду Самсоновну-с. Что,
говорит, ни дать, только бы жениться; ничего,
говорит, не пожалею.
— А вот как: кутил раз в Ярославле, знаешь, на Стоженке, кутил
с каким-то барином из
купцов. Он рекрутский поставщик.
Говорю: «Дайте тысячу рублей — пойду». И пошел.
Четвертого я уже наглядел — Припухлов, наш т—ский
купец с бородой, миллионщик, то есть настоящий миллионщик, это я вам
говорю…
—
Купец русский, — заметила
с презрением gnadige Frau: она давно и очень сильно не любила торговых русских людей за то, что они действительно многократно обманывали ее и особенно при продаже дамских материй, которые через неделю же у ней, при всей бережливости в носке, делались тряпки тряпками; тогда как — gnadige Frau без чувства не могла
говорить об этом, — тогда как платье, которое она сшила себе в Ревеле из голубого камлота еще перед свадьбой, было до сих пор новешенько.
— В прошлом годе Вздошников
купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит — двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, — сейчас и на попятный: это,
говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак,
с тридцать, попортили.
— А вот, братцы, пошли мы
с утра по Рязанской дороге, остановили
купца, стали обшаривать; а он нам
говорит: «Нечего,
говорит, братцы, взять
с меня! Я,
говорит, еду от Рязани, там всю дорогу заложила татарва, ободрали меня дочиста, не
с чем и до Москвы дотащиться».