Неточные совпадения
Говорил оратор
о том, что война поколебала международное значение России, заставила ее подписать невыгодные, даже постыдные условия мира и тяжелый для
торговли хлебом договор с Германией. Революция нанесла огромные убытки хозяйству страны, но этой дорогой ценой она все-таки ограничила самодержавие. Спокойная работа Государственной думы должна постепенно расширять права, завоеванные народом, европеизировать и демократизировать Россию.
«А что, если б у японцев взять Нагасаки?» — сказал я вслух, увлеченный мечтами. Некоторые засмеялись. «Они пользоваться не умеют, — продолжал я, — что бы было здесь, если б этим портом владели другие? Посмотрите, какие места! Весь Восточный океан оживился бы
торговлей…» Я хотел развивать свою мысль
о том, как Япония связалась бы торговыми путями, через Китай и Корею, с Европой и Сибирью; но мы подъезжали к берегу. «Где же город?» — «Да вот он», —
говорят. «Весь тут? за мысом ничего нет? так только-то?»
— Неужели вы думаете, — прибавил я, — что есть немцы, которые хотят отдать Венецию и квадрилатер? Может, еще Венецию, — вопрос этот слишком на виду, неправда этого дела очевидна, аристократическое имя действует на них; а вы
поговорите о Триесте, который им нужен для
торговли, и
о Галиции или Познани, которые им нужны для того, чтоб их цивилизовать.
Сперва начали
говорить, что учреждается компания для"разведения и обделки льна", а еще через несколько месяцев прошел слух
о другой компании, которая поставила себе задачей вытеснить из
торговли английский прессованный хмель и заменить его таковым же русским.
Водка не чета даже железной
торговле или хлебной, не
говоря уже
о панском товаре: всегда тебе «мода» на эту водку — только получай денежки.
В амбаре, несмотря на сложность дела и на громадный оборот, бухгалтера не было, и из книг, которые вел конторщик, ничего нельзя было понять. Каждый день приходили в амбар комиссионеры, немцы и англичане, с которыми приказчики
говорили о политике и религии; приходил спившийся дворянин, больной жалкий человек, который переводил в конторе иностранную корреспонденцию; приказчики называли его фитюлькой и поили его чаем с солью. И в общем вся эта
торговля представлялась Лаптеву каким-то большим чудачеством.
Татьяна Власьевна стала внимательно и подробно расспрашивать Илью
о том, как идёт его
торговля, сколько в месяц имеет он чистой прибыли. Он охотно
говорил с ней, и в нём всё повышалось уважение к этой женщине, умевшей из пустяков устроить чистую и милую жизнь…
Купец объявил сначала
о том, что он едет в свое имение, которое отстоит только на одну станцию; потом, как всегда, заговорили сначала
о ценах,
о торговле,
говорили, как всегда,
о том, как Москва нынче торгует, потом заговорили
о Нижегородской ярманке.
В одном образованном семействе сидели за чаем друзья и
говорили о литературе —
о вымысле,
о фабуле. Сожалели, отчего все это у нас беднеет и бледнеет. Я припомнил и рассказал одно характерное замечание покойного Писемского, который
говорил, будто усматриваемое литературное оскудение прежде всего связано с размножением железных дорог, которые очень полезны
торговле, но для художественной литературы вредны.
Таковы были речи Корнилы Егорыча. А учился за медну полтину у приходского дьячка, выезжал из своего городка только к Макарью на ярмонку, да будучи городским головой, раза два в губернский город — ко властям на поклон. Кроме Псалтиря, Четьи-Минеи да «Московских Ведомостей» сроду ничего не читывал, а
говорил, ровно книга… Человек бывалый. Природный, светлый ум брал свое. Заговорили
о развитии
торговли и промышленности.
Он был очень осторожен. Он как бы вскользь только
говорил о себе, сказал, что он купец, имел
торговлю бакалеей в одном из больших губернских городов, да передал дело брату. В Петербург приехал присмотреться, нельзя ли какое-нибудь дело открыть в столице.
Средний человек, огромное большинство полуверующих, полуневерующих цивилизованных людей, тех, которые всегда без исключения жалуются на свою жизнь и на устройство нашей жизни и предвидят погибель всему, — этот средний человек на вопрос: зачем он сам живет этой осуждаемой им жизнью и ничего не делает, чтобы улучшить ее? — всегда вместо прямого ответа начнет
говорить не
о себе, а
о чем-нибудь общем:
о правосудии,
о торговле,
о государстве,
о цивилизации.