Неточные совпадения
— Конечно, конечно, — вскричал Рязанов, когда она закончила, и тотчас же заходил взад и вперед по комнате большими шагами, ероша по привычке и отбрасывая назад свои живописные волосы. — Вы совершаете великолепный, сердечный, товарищеский поступок! Это хорошо!.. Это очень хорошо!.. Я ваш… Вы
говорите — разрешение
о похоронах… Гм!.. Дай бог памяти!..
Поехал и мой отец, но сейчас воротился и сказал, что бал похож на
похороны и что весел только В.**, двое его адъютантов и старый депутат, мой книжный благодетель, С. И. Аничков, который не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания
о законах, и
говорил, что «пора мужской руке взять скипетр власти…».
Никто лучше не знал распорядков, свычаев и обычаев старинного житья-бытья, которое изобрело тысячи церемоний на всякий житейский случай, не
говоря уже
о таких важных событиях, как свадьбы,
похороны, родины, разные семейные несчастия и радости.
Старая боярыня крепилась месяца два, наконец не вытерпела и пересказала Федоре, под большою тайной, что нищая
говорила с ней
о ее внуке, Юрии Дмитриче, что будто б он натерпится много горя, рано осиротеет и хоть будет человек ратный, а умрет на своей постеле; что станет служить иноплеменному государю; полюбит красную девицу, не зная, кто она такова, и что всего-то чуднее, хоть и женится на ней, а свадьба их будет не веселее
похорон.
Иногда в праздник хозяин запирал лавку и водил Евсея по городу. Ходили долго, медленно, старик указывал дома богатых и знатных людей,
говорил о их жизни, в его рассказах было много цифр, женщин, убежавших от мужей, покойников и
похорон. Толковал он об этом торжественно, сухо и всё порицал. Только рассказывая — кто, от чего и как умер, старик оживлялся и
говорил так, точно дела смерти были самые мудрые и интересные дела на земле.
Множество народа всякого звания наполнило двор, множество гостей приехало на
похороны, длинные столы расставлены были по двору; кутья, наливки, пироги покрывали их кучами; гости
говорили, плакали, глядели на покойницу, рассуждали
о ее качествах, смотрели на него, — но он сам на все это глядел странно.
Убежденные, что ехать на бал к В. не должно и стыдно, все решили, что, однако, нельзя не ехать, и даже отец Сережи отправился туда, «но скоро воротился и сказал, что бал похож на
похороны и что весел только В., двое его адъютантов и старый депутат С. И. Аничков, который не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания
о законах, и
говорил, что «пора мужской руке взять скипетр власти» (стр. 191).
Куда деваться двадцатипятилетней вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет на свете близкого человека, одна как перст, одна голова в поле, не с кем
поговорить, не с кем посоветоваться. На другой день
похорон писала к брату и матери Манефе, уведомляя
о перемене судьбы, с ней толковала молодая вдова, как и где лучше жить — к брату ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не приходится. Сказала Манефа...
На другой день
похорон немножко она оправилась, даже
поговорила с Аграфеной Петровной
о том, что надо ей делать теперь. Дарья Сергевна пришла, и с ней пошли такие же разговоры. С общего согласья стали на том, чтобы все дела предоставить Патапу Максимычу и из его воли не выступать — что ни скажет, исполнять беспрекословно.
Я должен здесь по необходимости повторяться.
О встрече с Герценом, нашем сближении, его жизни в Париже, кончине и
похоронах — я уже
говорил в печати. Но пускай то, что стоит здесь, является как бы экстрактом пережитого в общении с автором"Былого и дум"и"С того берега".
А в городе, в литературном мире, в театре смерть Григорьева прошла очень холодно. И в театре его не любили за критику игры актеров. Любил его только П.Васильев, бывший на
похоронах. Из актрис одна только Владимирова (
о которой он
говорил сочувственно за одну ее роль), не зная его лично, приехала в церковь проститься с ним.
Невеселая свадьба была: шла невеста под венец, что на смертную казнь, бледней полотна в церкви стояла, едва на ногах держалась. Фаворит в дружках был… Опоздал он и вошел в церковь сумрачный. С кем ни пошепчется — у каждого праздничное лицо горестным станет; шепнул словечко новобрачному, и тот насупился. И стала свадьба грустней
похорон. И пира свадебного не было: по скорости гости разъехались, тужа и горюя, а
о чем — не
говорит никто. Наутро спознала Москва, — второй император при смерти.
Княжна думала
о том, что
говорят теперь в московских гостиных, думала, что на ее свадьбе было бы, пожалуй, более народа, чем на
похоронах князя, что теперь ей летом не придется жить в Баратове, вспоминался ей мимоходом эпизод с китайской беседкой, даже — будем откровенны — ей не раз приходило на мысль, что ее подвенечное платье, которое так к ней шло, может устареть в смысле моды до тех пор, пока явится другой претендент на ее руку.
Не
говоря уже
о том, что тотчас после катастрофы заметки
о самоубийстве баронессы с фотографическим описанием гнездышка покончившей с собой великосветской красавицы появились на страницах столичных газет, подробно были описаны панихиды и
похороны, в одной из уличных газеток начался печататься роман «В великосветском омуте», в котором досужий романист, — имя им теперь легион, — не бывший далее швейцарских великосветских домов, с апломбом, достойным лучшего применения, выводил на сцену князей, княгинь, графов и графинь, окружающих его героиню, «красавицу-баронессу», запутывающих ее в сетях интриг и доводящих несчастную до сомоотравления.
Никого не собирали на эти
похороны, кроме эскадрона, в котором служил покойник, но люди во множестве сами пришли отовсюду. Вдоль всего пути от гостиницы вплоть до кладбищенской церкви стали люди разного положения. Женщин больше, чем мужчин. Им никто не внушал,
о чем надо жалеть, но они сами знали, чту надо оплакать, и плакали
о погибшей молодой жизни, которая сама оборвала себя «за благородность». Да-с, я вам употребляю то слово, какое все
говорили друг другу.
Присутствие на них доктора Пашкова,
о связи с покойной которого
говорили во всех гостиных, и князя Чичивадзе, находившегося относительно связи с баронессой лишь в подозрении, но известного своим сватовством за Любовь Сергеевну Гоголицыну, сватовством, разрушенным Тамарой Викентьевной в день самоубийства, придавало этим
похоронам еще более притягательной силы для скучающих в конце сезона петербуржцев.
— Успокойся, сообрази все наедине и после
похорон поговори с ней
о будущем. Быть может, она согласится переехать в Петербург и отдаться в качестве твоей невесты под покровительство государыни.