Неточные совпадения
Его вызвали сюда по делу
о наследстве, но Женя
говорит, что нарочно затягивают дело, ждут, чтоб он помер.
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не
говоря уже
о том, что все еще была надежда выиграть процесс
о наследстве, затеянный уже год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем будущем имение, ценностью в семьдесят, а может и несколько более тысяч.
С прямотой и решительностью молодости он не только
говорил о том, что земля не может быть предметом частной собственности, и не только в университете писал сочинение об этом, но и на деле отдал тогда малую часть земли (принадлежавшей не его матери, а по
наследству от отца ему лично) мужикам, не желая противно своим убеждениям владеть землею.
— Знаете, душечка, на что сердится ваш муженек? —
говорила Хина. —
О, все эти мужчины, как монеты, походят друг на друга… Я считала его идеальным мужчиной, а оказывается совсем другое! Пока вы могли рассчитывать на богатое
наследство, он ухаживал за вами, а как у вас не оказалось ничего, он и отвернул нос. Уж поверьте мне!
— А я так думаю, Хиония Алексеевна, что этот ваш Привалов выеденного яйца не стоит… Поживет здесь, получит
наследство и преспокойнейшим образом уедет, как приехал сюда. Очень уж много
говорят о нем — надоело слушать…
— Тсс…
о наследстве говорят! — наконец почти громко возвестил он, — сыну моему, Гришке Отрепьеву, сто тысяч; дочери моей Анне, за ее ко мне любовь…
Дело
о задушенном индейце в воду кануло, никого не нашли. Наконец года через два явился законный наследник — тоже индеец, но одетый по-европейски. Он приехал с деньгами,
о наследстве не
говорил, а цель была одна — разыскать убийц дяди. Его сейчас же отдали на попечение полиции и Смолина.
На следующий год Крыжановский исчез. Одни
говорили, что видели его, оборванного и пьяного, где-то на ярмарке в Тульчине. Другие склонны были верить легенде
о каком-то якобы полученном им
наследстве, призвавшем его к новой жизни.
Волконский преуморительно
говорит о всех наших — между прочим
о Горбачевском, что он завел мыльный завод, положил на него все полученное по
наследству от брата и что, кажется, выйдут мыльные пузыри. Мыла нет ни куска, а все гуща — ведь не хлебать мыло, а в руки взять нечего. Сквозь пальцы все проходит, как прошли и деньги.
Знаешь, я думаю, гораздо бы лучше прямо объясниться с князем, —
говорил я, — сказать ему, что я его уважаю как человека, но
о наследстве его не думаю и прошу его, чтобы он мне ничего не оставлял, и что только в этом случае я буду ездить к нему.
Говорили об уничтожении цензуры и буквы ъ,
о заменении русских букв латинскими,
о вчерашней ссылке такого-то,
о каком-то скандале в Пассаже,
о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота,
о восстановлении Польши по Днепр,
о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении
наследства, семейства, детей и священников,
о правах женщины,
о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.
— Я хочу посоветоваться с тобой
о наследстве после меня, —
говорил Бегушев. — Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное… Родовое я желаю, чтобы шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья с семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно… Остальные все деньги Домне Осиповне…
Зоркий и опытный в этих делах его взгляд скоро отличил тут даже нечто особенное: по слишком любезному приему родителей, по некоторому особенному виду девиц и их наряду (хотя, впрочем, день был праздничный) у него замелькало подозрение, что Павел Павлович схитрил и очень могло быть, что внушил здесь, не
говоря, разумеется, прямых слов, нечто вроде предположения об нем как
о скучающем холостяке, «хорошего общества», с состоянием и который, очень и очень может быть, наконец, вдруг решится «положить предел» и устроиться, — «тем более что и
наследство получил».
— Право, —
говорит, — дяденька, я и не знаю хорошенько. Слышала, что нам какое-то идет довольно большое
наследство; папенька сначала хлопотал
о нем, а потом бросил. Дмитрий Никитич, когда на мне женился; стал папеньке
говорить, чтобы он продал ему эту тяжбу; папенька и
говорит: «Продавать я тебе не хочу, а хлопочи. Выиграешь, так все твое будет».
Вы
говорите о вашем сапожнике, им кажется что вы на них намекаете; ничего не
говорите, не думаете даже
о них, — страдают. Оказываете им важную услугу; прекрасно; они принимают ее с благодарностию; но мысль, что они одолжены именно вами, не дает им покоя, и снова их коробит. Вы женитесь, делаетесь отцом семейства, получаете
наследство, добиваетесь места, лишаетесь жены, награждены чином, все это задевает их за живое, и они страдают; короче сказать, не знаешь, с какой стороны приступиться!
Ему бы следовало сейчас же спросить: «Откуда же ты их добудешь?» — но он ушел от такого вопроса. Отец Серафимы умер десять дней назад. Она третьего дня убежала от мужа. Про завещание отца, про
наследство, про деньги Калерии он хорошо помнил разговор у памятника; она пока ничего ему еще не
говорила, или, лучше, он сам как бы умышленно не заводил
о них речи.
— Зачем же им переучиваться? Из какого добра делаться им поляками, когда они русские, православные? Дети эти дорожат крестом, которым крестились их отцы и деды, твердо помнят, что они русские по вере и языку, дорожат этим заповеданным
наследством, несмотря на все происки и обольщения иезуитов и тиранию панов. Вы
говорили о гонении вашей веры,
о притязаниях на вашу совесть.
В старике проснулась совесть, он взял мальчика, не
говоря ему, однако,
о наследстве.