Неточные совпадения
— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, — то было только открыто явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали
о приложении его. Спириты же, напротив, начали с того, что столики им пишут и
духи к ним приходят, а потом уже стали
говорить, что это есть сила неизвестная.
— Да, да! —
говорил он. Очень может быть, что ты прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром
духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий
говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, всё
о смерти
говоришь…
Левин подошел к брату. Ничего не ловилось, но Сергей Иванович не скучал и казался в самом веселом расположении
духа. Левин видел, что, раззадоренный разговором с доктором, он хотел
поговорить. Левину же, напротив, хотелось скорее домой, чтобы распорядиться
о вызове косцов к завтрему и решить сомнение насчет покоса, которое сильно занимало его.
Нужно только рассмотреть весь этот многообразный круг годовых занятий — и каких занятий! занятий, истинно возвышающих
дух, не
говоря уже
о разнообразии.
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«
О чем же, Таня? Я, бывало,
Хранила в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про злых
духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
Много и долго
говорил в этом
духе Карл Иваныч:
говорил о том, как лучше умели ценить его заслуги у какого-то генерала, где он прежде жил (мне очень больно было это слышать),
говорил о Саксонии,
о своих родителях,
о друге своем портном Schönheit и т. д., и т. д.
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние
духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он так
говорил: как будто и понятно что-то, но… «но как же! Как же!
О господи!» И она ломала руки в отчаянии.
— Хотя астрономы издревле славятся домыслами своими
о тайнах небес, но они внушают только ужас, не
говоря о том, что ими отрицается бытие
духа, сотворившего все сущее…
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась
говорить о премудростях просто, как
о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали свободы
духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет в ней никакой иной точки опоры для человека, кроме его вымысла.
Клима подавляло обилие противоречий и упорство, с которым каждый из людей защищал свою истину. Человек, одетый мужиком, строго и апостольски уверенно
говорил о Толстом и двух ликах Христа — церковном и народном,
о Европе, которая погибает от избытка чувственности и нищеты
духа,
о заблуждениях науки, — науку он особенно презирал.
Вспомнились слова Марины: «Мир ограничивает человека, если человек не имеет опоры в
духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда
говорил о познании как инстинкте.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал
говорить о «жалких соблазнах мира сего»,
о «высокомерии разума»,
о «суемудрии науки»,
о позорном и смертельном торжестве плоти над
духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной философии...
— Пробовал я там
говорить с людями — не понимают. То есть — понимают, но — не принимают. Пропагандист я — неумелый, не убедителен. Там все индивидуалисты… не пошатнешь! Один сказал: «Что ж мне
о людях заботиться, ежели они обо мне и не думают?» А другой
говорит: «Может, завтра море смерти моей потребует, а ты мне внушаешь, чтоб я на десять лет вперед жизнь мою рассчитывал». И все в этом
духе…
— Особенности национального
духа, община, свирели, соленые грибы, паюсная икра, блины, самовар, вся поэзия деревни и графское учение
о мужицкой простоте — все это, Самгин, простофильство, —
говорил Кутузов, глядя в окно через голову Клима.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать деньги и
говорит о примате
духа.
О революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
Ее слова
о духе и вообще все, что она, в разное время,
говорила ему
о своих взглядах на религию, церковь, — было непонятно, неинтересно и не удерживалось в его памяти.
Культурность небольшой кучки людей, именующих себя «солью земли», «рыцарями
духа» и так далее, выражается лишь в том, что они не ругаются вслух матерно и с иронией
говорят о ватерклозете.
«Отношение человека к жизни зависит от перемещения в пространстве. Наше, земное пространство ограничено пределами, оскорбительными для нашего
духа, но даже и в нем…» Дальше Кумов
говорил что-то невразумительное
о норманнах в Англии, в России, Сицилии.
Говорила она долго, но Самгин слушал невнимательно, премудрые слова ее
о духе скользили мимо него, исчезали вместе с дымом от папиросы, память воспринимала лишь отдельные фразы.
Она повествует ему
о подвигах наших Ахиллов и Улиссов, об удали Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича,
о Полкане-богатыре,
о Калечище прохожем,
о том, как они странствовали по Руси, побивали несметные полчища басурманов, как состязались в том, кто одним
духом выпьет чару зелена вина и не крякнет; потом
говорила о злых разбойниках,
о спящих царевнах, окаменелых городах и людях; наконец, переходила к нашей демонологии, к мертвецам, к чудовищам и к оборотням.
Когда в прошлом философы
говорили о врожденных идеях, то, благодаря статическому характеру их мышления, они плохо выражали истину об активном
духе в человеке и человеческом познании.
За чаем стали опять
говорить о привидениях и злых
духах. Захаров все домогался, какой черт у гольдов. Дерсу сказал, что черт не имеет постоянного облика и часто меняет «рубашку», а на вопрос, дерется ли черт с добрым богом Эндури, гольд пресерьезно ответил...
Рассказывал про свои встречи с тиграми,
говорил о том, что стрелять их нельзя, потому что это боги, охраняющие женьшень от человека,
говорил о злых
духах,
о наводнениях и т.д.
Где я
говорил о них не в таком
духе?
Но он действительно держал себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался, что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал
о вещах в
духе, который казался Марье Алексевне ее собственным
духом; подобно ей, он
говорил, что все на свете делается для выгоды, что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять
о принципах чести, которые следовало бы соблюдать этому плуту, что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам, что не быть ему плутом, — не
говоря уж
о том, что это невозможно, — было бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
…Лишения и страдания скоро совсем подточили болезненный организм Белинского. Лицо его, особенно мышцы около губ его, печально остановившийся взор равно
говорили о сильной работе
духа и
о быстром разложении тела.
Я не имею
духу говорить о нем с улыбкой, так горестно он кончил свою жизнь, а все-таки до самой смерти он был очень смешон.
Я никогда не
говорил о восстании «природы», восстании инстинктов против норм и законов разума и общества, я
говорил о восстании
духа.
Когда я
говорю с братом по
духу, у которого есть та же вера, что и у меня, мы не уславливаемся
о смысле слов и не разделены словами, для нас слова наполнены тем же реальным содержанием и смыслом, в наших словах живет Логос.
Едва ли нужно
говорить о том, что в ружейном стволе не должно быть: расстрела, выпуклостей, внутренних раковин, еще менее трещин и что казенный щуруп должен привинчиваться всеми цельными винтами так плотно, чтоб
дух не проходил.
Эта сухая материя особенно понравилась генеральше, которой почти никогда не удавалось
говорить о своей родословной, при всем желании, так что она встала из-за стола в возбужденном состоянии
духа.
— Как есть. Из коляски упали после обеда… височком
о тумбочку, и как ребеночек, как ребеночек, тут же и отошли. Семьдесят три года по формуляру значилось; красненький, седенький, весь
духами опрысканный, и всё, бывало, улыбались, всё улыбались, словно ребеночек. Вспомнили тогда Петр Захарыч: «Это ты предрек,
говорит».
[На следствии растерявшийся Кюхельбекер
говорил о Пущине в
духе, отягчавшем вину его товарища и друга (см. «Дела» Кюхельбекера и Пущина — «Восстание декабристов», т. II, 1926).
Сюда пишут, что в России перемена министерства, то есть вместо Строгонова назначается Бибиков, но
дух остается тот же, система та же. В числе улучшения только налог на гербовую бумагу. Все это вы, верно, знаете,
о многом хотелось бы
поговорить, как, бывало, прошлого года, в осенние теперешние вечера, но это невозможно на бумаге.
— Постой! это другой вопрос, правильно или неправильно поступали французы. Речь идет
о том, имеет ли француз настолько сознательное представление об отечестве, чтобы сожалеть об утрате его, или не имеет его? Ты
говоришь, что у французов, вместо жизни
духа — один канкан; но неужели они с одним канканом прошли через всю Европу? неужели с одним канканом они офранцузили Эльзас и Лотарингию до такой степени, что провинции эти никакого другого отечества, кроме Франции, не хотят знать?
Она разливала чай и удивлялась горячности, с которой они
говорили о жизни и судьбе рабочего народа,
о том, как скорее и лучше посеять среди него мысли
о правде, поднять его
дух. Часто они, сердясь, не соглашались друг с другом, обвиняли один другого в чем-то, обижались и снова спорили.
— А не знаю, право, как вам на это что доложить? Не следует,
говорят, будто бы за них бога просить, потому что они самоуправцы, а впрочем, может быть, иные, сего не понимая, и
о них молятся. На Троицу, не то на
Духов день, однако, кажется, даже всем позволено за них молиться. Тогда и молитвы такие особенные читаются. Чудесные молитвы, чувствительные; кажется, всегда бы их слушал.
— Нет, вы погодите, чем еще кончилось! — перебил князь. — Начинается с того, что Сольфини бежит с первой станции. Проходит несколько времени —
о нем ни слуху ни
духу. Муж этой госпожи уезжает в деревню; она остается одна… и тут различно рассказывают: одни — что будто бы Сольфини как из-под земли вырос и явился в городе, подкупил людей и пробрался к ним в дом; а другие
говорят, что он писал к ней несколько писем, просил у ней свидания и будто бы она согласилась.
Пройдя церковь и баррикаду, вы войдете в самую оживленную внутреннею жизнью часть города. С обеих сторон вывески лавок, трактиров; купцы, женщины в шляпках и платочках, щеголеватые офицеры, — всё
говорит вам
о твердости
духа, самоуверенности, безопасности жителей.
«Я не задыхаюсь от радости, как животное, —
говорил он сам себе, —
дух не замирает, но во мне совершается процесс важнее, выше: я сознаю свое счастье, размышляю
о нем, и оно полнее, хотя, может быть, тише…
— Oh, madame, je vous prie! [
О, мадам, прошу вас! (франц.).] — забормотал тот снова по-французски: с дамами Егор Егорыч мог
говорить только или на светском языке галлов, или в масонском
духе.
Целую неделю продолжались строгости в остроге и усиленные погони и поиски в окрестностях. Не знаю, каким образом, но арестанты тотчас же и в точности получали все известия
о маневрах начальства вне острога. В первые дни все известия были в пользу бежавших: ни слуху ни
духу, пропали, да и только. Наши только посмеивались. Всякое беспокойство
о судьбе бежавших исчезло. «Ничего не найдут, никого не поймают!» —
говорили у нас с самодовольствием.
Как же учить детей, юношей, вообще просвещать людей, не
говоря уже
о просвещении в
духе христианском, но как учить детей, юношей, вообще людей какой бы то ни было нравственности рядом с учением
о том, что убийство необходимо для поддержания общего, следовательно, нашего благосостояния и потому законно, и что есть люди, которыми может быть и каждый из нас, обязанные истязать и убивать своих ближних и совершать всякого рода преступления по воле тех, в руках кого находится власть.
Но утверждение
о том, что святой
дух, т. е. бог,
говорил через апостолов, опять надо было доказать.
Проходит пора потрясающих событий, всё успокаивается, опускаются нервы, мельчает
дух; кровь и тело, вещественная жизнь с ее пошлостью вступают в права свой, привычки возвращают утраченную власть, и наступает пора тех самых требований,
о которых мы сейчас
говорили, пора вниманий, угождений, предупреждений и всяких мелочных безделок, из которых соткана действительная, обыкновенная жизнь.
Дергальский отставлен и сидит в остроге за возмущение мещан против полицейского десятского, а пристав Васильев выпущен на свободу, питается акридами и медом, поднимался вместе с прокурором на небо по лестнице, которую видел во сне Иаков, и держал там дебаты
о беззаконности наказаний, в чем и
духи и прокурор пришли к полному соглашению; но как господину прокурору нужно получать жалованье, которое ему дается за обвинения, то он уверен, что
о невменяемости с ним
говорили или «легкие», или «шаловливые»
духи, которых мнение не авторитетно, и потому он спокойно продолжает брать казенное жалованье,
говорить о возмутительности вечных наказаний за гробом и подводить людей под возможно тяжкую кару на земле.
О ведьмах не
говорят уже и в самом Киеве; злые
духи остались в одних операх, а романтические разбойники, по милости классических капитан-исправников, вовсе перевелись на святой Руси; и бедный путешественник, мечтавший насладиться всеми ужасами ночного нападения, приехав домой, со вздохом разряжает свои пистолеты и разве иногда может похвастаться мужественным своим нападением на станционного смотрителя, который, бог знает почему, не давал ему до самой полуночи лошадей, или победою над упрямым извозчиком, у которого, верно, было что-нибудь на уме, потому что он ехал шагом по тяжелой песчаной дороге и, подъезжая к одному оврагу, насвистывал песню.
Но обстоятельство это, вместо того чтобы ослабить в нем
дух, казалось, усиливало только ту принужденную пугливую деятельность,
о которой мы
говорили выше; немало также способствовало к тому время, которое, как назло, сильнейшим образом благоприятствовало промыслу: рыба ловилась отлично.
Пищалкин
говорил тоже
о будущности России, об откупе,
о значении национальностей и
о том, что он больше всего ненавидит пошлое; Ворошилова вдруг прорвало: единым
духом, чуть не захлебываясь, он назвал Дрепера, Фирхова, г-на Шелгунова, Биша, Гельмгольца, Стара, Стура, Реймонта, Иоганна Миллера — физиолога, Иоганна Миллера — историка, очевидно смешивая их, Тэна, Ренана, г-на Щапова, а потом Томаса Наша, Пиля, Грина…
— Будущее — ваше, друзья мои! —
говорил Ежов нетвердо и грустно покачивал головой, точно сожалея
о будущем и против своего желания уступая власть над ним этим людям. — Будущее принадлежит людям честного труда… Великая работа предстоит вам! Это вы должны создать новую культуру… Я — ваш по плоти и
духу, сын солдата — предлагаю: выпьем за ваше будущее! Ур-ра-а!