Неточные совпадения
Но есть другая группа собственников, их —
большинство, они живут в непосредственной близости с народом, они знают, чего стоит превращение бесформенного вещества материи в предметы материальной культуры, в вещи, я
говорю о мелком собственнике глухой нашей провинции,
о скромных работниках наших уездных городов, вы знаете, что их у нас — сотни.
— Разумеется,
о положении на фронте запрещено писать, и письма делятся приблизительно так: огромное
большинство совершенно ни слова не
говорит о войне, как будто авторы писем не участвуют в ней, остальные пишут так, что их письма уничтожаются…
У
большинства есть decorum [видимость (лат.).] принципов, а сами принципы шатки и редки, и украшают, как ордена, только привилегированные, отдельные личности. «У него есть правила!» — отзываются таким голосом
о ком-нибудь, как будто
говорят: «У него есть шишка на лбу!»
Сказать, что они это делают из убеждения, как это обыкновенно
говорят и они сами повторяют, — из убеждения в необходимости поддержания государственного устройства, было бы несправедливо, во-первых, потому, что все эти люди едва ли когда-нибудь даже думали
о государственном устройстве и необходимости его; во-вторых, никак не могут они быть убеждены, чтобы то дело, в котором они участвуют, служило бы поддержанию, а не разрушению государства, а в-третьих, в действительности
большинство этих людей, если не все, не только не пожертвуют никогда своим спокойствием и радостью для поддержания государства, но никогда не пропустят случая воспользоваться для своего спокойствия и радости всем, чем только можно, в ущерб государству.
О революционере
большинство говорило равнодушно, как
о человеке надоевшем, иногда насмешливо, как
о забавном чудаке, порою с досадой, точно
о ребёнке, который озорничает и заслуживает наказания. Евсею стало казаться, что все революционеры — пустые люди, несерьёзные, они сами не знают, чего хотят, и только вносят в жизнь смуту, беспорядок.
Но, быть может, это не совсем уместно в нашем отвлеченном трактате; ограничимся только замечанием, что почти всякая женщина в цвете молодости кажется
большинству красавицею, — потому
говорить здесь было бы можно разве
о неразборчивости эстетического чувства
большинства людей, а не
о том, что красота редкое явление.
Я знаю, что и теперь, назвав актеров, любимцев князя Шаховского, по имени, я вооружу против себя
большинство прежних любителей театрального искусства; но,
говоря о предмете столь любезном и дорогом для меня, я не могу не сказать правды, в которой убежден по совести.
И раздельно, даже резко произнося слова, он начал
говорить ей
о несправедливом распределении богатств,
о бесправии
большинства людей,
о роковой борьбе за место в жизни и за кусок хлеба,
о силе богатых и бессилии бедных и об уме, подавленном вековой неправдой и тьмой предрассудков, выгодных сильному меньшинству людей.
О своем прошлом эти люди мало
говорили друг с другом, вспоминали
о нем крайне редко, всегда в общих чертах и в более или менее насмешливом тоне. Пожалуй, что такое отношение к прошлому и было умно, ибо для
большинства людей память
о прошлом ослабляет энергию в настоящем и подрывает надежды на будущее.
Разговоры и теперь, конечно, продолжаются, и мы вовсе не хотим сказать, чтоб общественное внимание вовсе забыло
о тех вопросах, которые недавно возбуждены были с такой энергией. Мы
говорим только, что в деятельности, в жизни общества мало оказывается результатов от всех восторженных разговоров, чем и доказывается, что
большинство наших доморощенных прогрессистов играло до сих пор, по выражению г. Щедрина, «не внутренностями, а кожей».
При ответе на этот вопрос в тех многочисленных определениях религии, которые делаются в религиозно-философской литературе, в
большинстве случаев делается попытка установить те или иные черты (или задачи) истинной религиозности, иначе
говоря, высказывается нормативное суждение
о том, чем должна или может быть религия в наиболее совершенной форме.
Не особенно сочувствовал ему и лейтенант Поленов, но все они старались скрыть это ввиду того, что
большинство в кают-компании восторженно
говорило о новой эре во флоте.
— Непременно, ведь
большинство выпускаемых японцами снарядов, несмотря на их пресловутую «математическую» стрельбу, тратятся непроизводительно. Тоже следует сказать и
о их ружейном огне. Они не жалеют патронов и во время похода осыпают огнём каждую показавшуюся им подозрительной сопку, каждый кустик, стреляют залпами по одиноким всадникам и пешим, не
говоря уже
о разъездах в два-три человека, которых буквально засыпают пулями. Надо быть безумцами или иметь неистощимый запас патронов, чтобы делать это.
Это
большинство не имеет понятия
о любви, хотя и
говорит о ней с красноречивым пафосом.
Я
говорю о самых лучших людях, потому что большинство-то их заражено было рисовкой и ни на какую здоровую страсть не было способно; в этом они прямые дети разных картонных героев: всяких Antony и Hernani.
И сколько ни
говорил отделившийся от
большинства человек
о том, что, двигаясь по ложному направлению, не изменяя его, мы наверное не приближаемся, а удаляемся от своей цели, и что точно так же мы не достигнем цели, если будем метаться из стороны в сторону, что единственное средство достигнуть цели состоит в том, чтобы, сообразив по солнцу или по звездам, какое направление приведет нас к нашей цели, и избрав его, идти по нем, но что для того, чтобы это сделать, нужно прежде всего остановиться, остановиться не затем, чтобы стоять, а затем, чтобы найти настоящий путь и потом уже неуклонно идти по нем, и что для того и для другого нужно первое остановиться и опомниться, — сколько он ни
говорил этого, его не слушали.
— Мне известен ваш образ мыслей, — сказал масон, — и тот ваш образ мыслей,
о котором вы
говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей
большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблужденье.
Средний человек, огромное
большинство полуверующих, полуневерующих цивилизованных людей, тех, которые всегда без исключения жалуются на свою жизнь и на устройство нашей жизни и предвидят погибель всему, — этот средний человек на вопрос: зачем он сам живет этой осуждаемой им жизнью и ничего не делает, чтобы улучшить ее? — всегда вместо прямого ответа начнет
говорить не
о себе, а
о чем-нибудь общем:
о правосудии,
о торговле,
о государстве,
о цивилизации.
Казалось бы, это так ясно, что не стоило бы
говорить про это, если бы с давнего времени обман
о том, что насилие одних людей над другими может быть полезно людям и соединять их, не был бы так распространен и принят молчаливым согласием, как самая несомненная истина, не только теми, кому выгодно насилие, но и
большинством тех самых людей, которые более всего страдали и страдают от насилия.
Большинство таких людей, считая себя нравственными и образованными людьми, будут серьезно
говорить и спорить
о троичности бога,
о божественности Христа, об искуплении, таинствах и т. п., или
о том, какая из двух политических партий имеет более шансов на успех, какой союз государств более желателен, чьи предположения более основательны: социал-демократов или социалистов-революционеров, — но и те и другие совершенно согласно убеждены в том, что
о непротивлении злу насилием нельзя
говорить серьезно.