Неточные совпадения
Точно дерево середь зимы, она сохранила линейный очерк своих ветвей, листья облетели, костливо зябли голые сучья, но тем яснее виднелся величавый рост, смелые размеры, и стержень, поседелый
от инея, гордо и сумрачно выдерживал себя и не
гнулся от всякого
ветра и
от всякой непогоды.
Исключительная тяжесть рудничных работ заключается не в том, что приходится работать под землей в темных и сырых коридорах, то ползком, то
согнувшись; строительные и дорожные работы под дождем и на
ветре требуют
от работника большего напряжения физических сил.
Как всегда — рядами, по четыре. Но ряды — какие-то непрочные и, может быть,
от ветра — колеблются,
гнутся. И все больше. Вот обо что-то на углу ударились, отхлынули, и уже сплошной, застывший, тесный, с частым дыханием комок, у всех сразу — длинные, гусиные шеи.
Согнувшись над ручьем, запертым в деревянную колоду, под стареньким, щелявым навесом, который не защищал
от снега и
ветра, бабы полоскали белье; лица их налиты кровью, нащипаны морозом; мороз жжет мокрые пальцы, они не
гнутся, из глаз текут слезы, а женщины неуемно гуторят, передавая друг другу разные истории, относясь ко всем и ко всему с какой-то особенной храбростью.
Сильный удар грома потряс все окрестности, и проливной дождь, вместе с вихрем, заревел по лесу. Высокие сосны
гнулись, как тростник, с треском ломались сучья; глухой гул
от падающего рекой дождя, пронзительный свист и вой
ветра сливались с беспрерывными ударами грома. Наши путешественники при блеске ежеминутной молнии, которая освещала им дорогу, продолжали медленно подвигаться вперед.
Он проснулся
от холодной сырости, которая забралась ему под одежду и трясла его тело. Стало темнее, и поднялся
ветер. Все странно изменилось за это время. По небу быстро и низко мчались большие, пухлые, черные тучи, с растрепанными и расщипанными белыми краями. Верхушки лозняка, спутанные
ветром, суетливо
гнулись и вздрагивали, а старые ветлы, вздевшие кверху тощие руки, тревожно наклонялись в разные стороны, точно они старались и не могли передать друг другу какую-то страшную весть.
На озере поднимался шум разгулявшейся волны. Это делал первые пробы осенний
ветер. Глухо шелестели прибережные камыши, точно они роптали на близившугося осеннюю невзгоду. Прибережный ивняк
гнулся и трепетал каждым своим листочком. Пламя
от костра то поднималось, то падало, рассыпая снопы искр. Дым густой пеленой расстилался к невидимому берегу. Брат Ираклий по-прежнему сидел около огня и грел руки, морщась
от дыма. Он показался Половецкому таким худеньким и жалким, как зажаренный цыпленок.
Яков сидел неудобно,
согнувшись, и щурил глаза
от ветра, а перед ним всё мелькали то лошади, то красный кирпич.
Власич, без шляпы, в ситцевой рубахе и высоких сапогах,
согнувшись под дождем, шел
от угла дома к крыльцу; за ним работник нес молоток и ящик с гвоздями. Должно быть, починяли ставню, которая хлопала
от ветра. Увидев Петра Михайлыча, Власич остановился.
Играют волны —
ветер свищет,
И мачта
гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет,
И не
от счастия бежит!
Маслина и камыш заспорили о том, кто крепче и сильнее. Маслина посмеялась над камышом за то, что он
от всякого
ветра гнется. Камыш молчал. Пришла буря: камыш шатался, мотался, до земли
сгибался — уцелел. Маслина напружилась сучьями против
ветра — и сломилась.