Неточные совпадения
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые
гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают;
Трактиров нет. В избе холодной
Высокопарный, но голодный
Для виду прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит,
Меж тем как сельские циклопы
Перед медлительным огнем
Российским лечат молотком
Изделье легкое Европы,
Благословляя колеи
И рвы отеческой
земли.
— Фабричные, мастеровые, кто наделы сохранил, теперь продают их, — ломают деревню, как
гнилое дерево! Продают
землю как-то зря. Сосед мой, ткач, продал полторы десятины за четыреста восемьдесят целковых, сына обездолил, парень
на крахмальный завод нанялся. А печник из села, против нас, за одну десятину взял четыреста…
В узеньком тупике между
гнилых заборов человек двадцать мальчишек шумно играют в городки. В стороне лежит, животом
на земле, Иноков, босый, без фуражки; встрепанные волосы его блестят
на солнце шелком, пестрое лицо сморщено счастливой улыбкой, веснушки дрожат. Он кричит умоляющим тоном, возбужденно...
В Южно-Уссурийском крае опилки, зарытые в
землю, быстро сгнивают и превращаются в удобрение, но
на побережье моря они не
гниют в течение трех лет. Это можно объяснить тем, что летом вследствие холодных туманов
земля никогда не бывает парная.
— Примеч. авт.] Иные, еще обросшие листьями внизу, словно с упреком и отчаянием поднимали кверху свои безжизненные, обломанные ветви; у других из листвы, еще довольно густой, хотя не обильной, не избыточной по-прежнему, торчали толстые, сухие, мертвые сучья; с иных уже кора долой спадала; иные наконец вовсе повалились и
гнили, словно трупы,
на земле.
Трупы лесных великанов, тлея внутри, долго сохраняют наружный вид; кора их обрастает мохом и даже травою; мне нередко случалось второпях вскочить
на такой древесный труп и — провалиться ногами до
земли сквозь его внутренность: облако
гнилой пыли, похожей
на пыль сухого дождевика, обхватывало меня
на несколько секунд…
Тонкие железные листы, которыми был покрыт полусгнивший карниз, гнулись и под маленьким телом Бобки и, гнувшись, шумели; а из-под них
на землю потихоньку сыпалась
гнилая пыль
гнилого карниза.
Необозримые пространства
земли еще долго
гнили от бесчисленных трупов крокодилов и змей, вызванных к жизни таинственным, родившимся
на улице Герцена в гениальных глазах лучом, но они уже не были опасны, непрочные созданья гнилостных жарких тропических болот погибли в два дня, оставив
на пространстве трех губерний страшное зловоние, разложение и гной.
В таких разговорах пролетел час: они встали и пошли
на восток, углубляясь в лес более и более… вот подошли к оврагу, и Юрий заметил изломанные ветви и следы человека
на сухих и
гнилых листьях, коими усеяна была
земля...
У
гнилого мостика послышался жалобный легкий крик, он пролетел над стремительным половодьем и угас. Мы подбежали и увидели растрепанную корчившуюся женщину. Платок с нее свалился, и волосы прилипли к потному лбу, она в мучении заводила глаза и ногтями рвала
на себе тулуп. Яркая кровь заляпала первую жиденькую бледную зеленую травку, проступившую
на жирной, пропитанной водой
земле.
— Цыц! — кричит, — мышь амбарная! И впрямь, видно, есть в тебе
гнилая эта барская кровь. Подкидыш ты народный! Понимаешь ли — о ком говоришь? Вот вы все так, гордионы, дармоеды и грабители
земли, не знаете,
на кого лаете, паршивые псы! Обожрали, ограбили людей, сели
на них верхом, да и ругаете: не прытко вас везут!
— Это, Яков, хорошо ты сказал! Крестьянину так и следует. Крестьянин
землей и крепок: докуда он
на ней — жив, сорвался с нее — пропал! Крестьянин без
земли — как дерево без корня: в работу оно годится, а прожить долго не может —
гниет! И красоты лесной нет в нем — обглоданное, обстроганное, невидное!.. Это ты, Яков, очень хорошие слова сказал.
Невозможно новую жизнь строить из
гнилых обломков,
на старой этой нашей
земле.
Черемуха, чтобы ее не глушила липа, перешла из-под липы
на дорожку, за три аршина от прежнего корня. Тот корень, что я срубил, был
гнилой и сухой, а новый был свежий. Она почуяла, видно, что ей не жить под липой, вытянулась, вцепилась сучком за
землю, сделала из сучка корень, а тот корень бросила. Тогда только я понял, как выросла та первая черемуха
на дороге. Она то же, верно, сделала, — но успела уже совсем отбросить старый корень, так что я не нашел его.
—
На земле жить и не лгать невозможно, — сказал барон. — Ну, а здесь мы для смеху будем не лгать. Мы все будем вслух рассказывать наши истории и уже ничего не стыдиться. Все это там, вверху, было связано
гнилыми веревками. Долой веревки и проживем в самой бесстыдной правде. Заголимся и обнажимся!
А решенье-то выслали после пожару
на восьмой год; той порой лес-от подгнил, ветром его повалило, и остались одне
гнилые колоды; лежат комлем вверх и новому лесу расти не дают, корни-то выворотило,
землю от того всю изрыло.
И им это удается: говорят, что они брызгают кровь по ветру, и оттого
на людях выступают прыщи и сыпи, гноятся глаза, пухнут подшейные железы и
гниет в глотках; они капнут каплю крови
на землю, и подымется мошкара, которая точит все огурцы и дыни и набивается детям во рты и в глаза, и все огурцы и дыни пропадают и тлеют, и цыплята, которые их наклюются, — шелудивеют, теряют перья и зачичкаются, а у людей глаза заслезятся и станут слепнуть…