Неточные совпадения
Его, очевидно, не интересовало узнать, кто
глядит к нему
в камеру.
Враждебная
камера смолкнула, и Прудон,
глядя с презрением на защитников религии и семьи, сошел с трибуны. Вот где его сила, —
в этих словах резко слышится язык нового мира, идущего с своим судом и со своими казнями.
Его отводят
в одну из
камер, маленькие окна которой прямо
глядят на генерал-губернаторский дом, но снаружи сквозь них ничего не видно: сверх железной решетки окна затянуты частой проволочной сеткой, заросшей пылью.
Дело происходило
в распорядительной
камере. Посредине комнаты стоял стол, покрытый зеленым сукном;
в углу — другой стол поменьше, за которым, над кипой бумаг, сидел секретарь, человек еще молодой, и тоже жалеючи
глядел на нас. Из-за стеклянной перегородки виднелась другая, более обширная комната, уставленная покрытыми черной клеенкой столами, за которыми занималось с десяток молодых канцеляристов. Лампы коптели; воздух насыщен был острыми миазмами дешевого керосина.
Панкрату пришлось ловить
в коридорах ужа, который ушел из своей
камеры, и, когда он его поймал, вид у ужа был такой, словно тот собрался куда глаза
глядят, лишь бы только уйти.
Первая суета стихла
в старом этапном здании. Места заняты, споры об этих местах покончены. Арестанты лежат на нарах, сидят кучками, играют
в три листика, иные уже дремлют. Из отдельных, «семейных»,
камер слышится крик ребят, матери баюкают грудных детей, а
в окна и открытые двери
глядит сырая, но теплая сибирская ночь, и полная луна всплывает красноватым шаром над зубцами частокола.
Тот подошел и, вынув перочинный ножик, разрезал веревку
в нескольких местах. Лицо бродяги было бледно; глаза
глядели хотя и угрюмо, но совершенно сознательно, так что молодой человек нисколько не колебался исполнить обращенную к нему просьбу Бесприютного. Последний встал на ноги, кивнул головой и, потупясь, быстро вышел из
камеры. Протягивая перед собой руки, пошел за ним и Хомяк.
Взгляд Бесприютного, который он поднял на полковника, стал как-то тяжел и мутен. Но полковник теперь не
глядел на бродягу. Полковник знал про себя, что он добр, что его любят арестанты «за простоту». Вот и теперь он приехал сюда со своим мальчишкой, и семилетний ребенок играет на дворе с собакой среди снующей по двору кандальной толпы. Прислушавшись, инспектор различил среди наступившей
в камере тишины игривое урчание собаки во дворе и звонкий детский смех.
Глянул я к нему
в оконце, вижу: ходит старик по
камере, железы за ним волочатся, да все что-то сам себе говорит.
Однако вспомнил про старика своего… «Неужто, думаю, я его обману?» Лег на траву,
в землю уткнулся, полежал маленечко, потом встал, да и повернулся к острогу. Назад не
гляну… Подошел поближе, поднял глаза, а
в башенке, где у нас были секретные
камеры, на окошке мой старик сидит да на меня из-за решетки смотрит.
Больше говорить не хотелось, да и не было надобности, — мы понимали друг друга. На нас
глядели и говорили за нас темные стены, углы, затканные паутиной, крепко запертая дверь…
В окно врывались волны миазмов, и некуда было скрыться. Сколько-то нам придется прожить здесь: неделю, две?.. Нехорошо, скверно! А ведь вот тут, рядом, наши соседи живут не одну неделю и не две. Да и
в этой
камере после нас опять водворится жилец на долгие месяцы, а может, и годы…
Он был на кубрике,
в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался
в трюм и нюхал там трюмную воду, заглянул
в подшкиперскую,
в крюйт-камеру,
в лазарет, где не было ни одного больного,
в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя слова, ни к кому не обращаясь с вопросом, водил пальцем
в белоснежной перчатке по частям машины и
глядел потом на перчатку, возбуждая трепет и
в старшем офицере и старшем механике.
Трое остальных шли по шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «По морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц
глядел из черных туч с серебряными краями. Вдруг
в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась
в сторону, кепка слетела. Юрка
в гневе обернулся. Плотный парень
в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских ребят. Начался бой.
Она снова зарыдала. Наконец, подняв голову, она обвела глазами
камеру и
в первый раз заметила
в переднем углу ее деревянное распятие. Она долго, пристально
глядела на него, затем встала и опустилась перед ним на колени, но… молиться она не могла.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой, и вместе с уменьшившеюся, но еще довольно большою толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя,
глядя в окна дворца, ожидая еще чего-то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу — к обеду государя, и камер-лакеям, служившим за столом и мелькавшим
в окнах.
Так думали,
глядя на старика, и Меженецкий, и его сотоварищи по
камере. Старик же хорошо знал, что говорил, и то, что он говорил, имело для него ясный и глубокий смысл. Смысл был тот, что злу недолго остается царствовать, что агнец добром и смирением побеждает всех, что агнец утрет всякую слезу, и не будет ни плача, ни болезни, ни смерти. И он чувствовал, что это уже совершается, совершается во всем мире, потому что это совершается
в просветленной близостью к смерти душе его.
А я сижу,
гляжу в книгу и начинаю
в уме перекоряться с господом: «Ну что же? думаю, ведь уж как я тебя просил, а ты вот ничего и не сделал!» И с этим встал, чтобы пойти воды напиться, а меня как что-то по самой середине
камеры хлоп по затылку и на пол бросило…