Неточные совпадения
— Кстати, чтоб не забыть, я именно для вас берег. Вчера один недостойнейший гороховый шут, ругая мне в
глаза Версилова, выразился про него, что он — «бабий
пророк»; каково выражение, собственно выражение? Я для вас берег…
А так как каждый раз он получал поспектакльную плату, то натурально, что грозный тон постепенно смягчался,
глаза исступленного
пророка умасливались, усы закручивались кверху, и представление от обличительной драмы переходило к веселому водевилю.
А перед
глазами — тягостная картина: полицейский не спеша вытягивает из кармана шинели своей веревочку, а грозный
пророк покорно заложил красные, волосатые руки за спину и скрестил кисти их так привычно, умело…
Советники знали, что это значило то, что он слушает теперь говорящий ему голос
пророка, указывающий то, что должно быть сделано. После пятиминутного торжественного молчания Шамиль открыл
глаза, еще более прищурил их и сказал...
Пусть нынче его же сосед Иван Евграфов вдруг откашляется и начнет говорить нараспев и в нос, зажмуря
глаза: «И было мне, братие, сонное видение, что воплотися во мне древний змий Илья
Пророк», — и мужик сегодня же поклонится Ивану Евграфову, как святителю или как обуянному демоном.
Блажен, кто верит счастью и любви,
Блажен, кто верит небу и
пророкам, —
Он долголетен будет на земли
И для сынов останется уроком.
Блажен, кто думы гордые свои
Умел смирить пред гордою толпою,
И кто грехов тяжелою ценою
Не покупал пурпурных уст и
глаз,
Живых, как жизнь, и светлых, как алмаз!
Блажен, кто не склонял чела младого,
Как бедный раб, пред идолом другого!
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были
пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных
глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Находя, что приближается в действительности для них решительная минута, которою определится навеки их судьба, мы все еще не хотим сказать себе: в настоящее время не способны они понять свое положение; не способны поступить благоразумно и вместе великодушно, — только их дети и внуки, воспитанные в других понятиях и привычках, будут уметь действовать как честные и благоразумные граждане, а сами они теперь не пригодны к роли, которая дается им; мы не хотим еще обратить на них слова
пророка: «Будут видеть они и не увидят, будут слышать и не услышат, потому что загрубел смысл в этих людях, и оглохли их уши, и закрыли они свои
глаза, чтоб не видеть», — нет, мы все еще хотим полагать их способными к пониманию совершающегося вокруг них и над ними, хотим думать, что они способны последовать мудрому увещанию голоса, желавшего спасти их, и потому мы хотим дать им указание, как им избавиться от бед, неизбежных для людей, не умеющих вовремя сообразить своего положения и воспользоваться выгодами, которые представляет мимолетный час.
— Имею, — скромно опуская
глаза, промолвил Денисов. — Я послан верховным
пророком внушать это верным-праведным. Была некогда проповедь покаяния, теперь в последние дни мира настало время проповеди послушания. Я и другие посланы на такую проповедь. Утвердить в людях Божьих беззаветное повиновение воле пророческой — вот зачем послали меня.
Конечно, буду записывать все, что увижу и услышу, — но не в коленопреклоненной позе, не иконописуя
пророка или гения, а смотря свободными
глазами, не боясь отмечать ни темных, ни смешных сторон.
Иринарх говорил словно
пророк, только что осиянный высшею правдою, в неглядящем кругом восторге осияния. Да, это было в нем ново. Раньше он раздражал своим пытливо-недоверчивым копанием во всем решительно. Пришли великие дни радости и ужаса. Со смеющимися чему-то
глазами он совался всюду, смотрел, все глотал душою. Попал случайно в тюрьму, просидел три месяца. И вот вышел оттуда со сложившимся учением о жизни и весь был полон бурлящею радостью.
Иван Андреевич, занятый своими мыслями, не заметил этой иронии. Сигизмунд Нарцисович оказался
пророком, это еще более возвысило его в
глазах князя Ивана Андреевича.
— Как? Вы не знаете имени великого Басс-Рива? — с ироническою улыбкой спросил Столицын, освободил свой
глаз и прищурил его на Антонину Сергеевну. — Ведь княгиня считает его настоящим
пророком.