Неточные совпадения
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние духа уже
проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он так говорил: как будто и понятно что-то, но… «но как же! Как же! О господи!» И она ломала руки в отчаянии.
Чем он больше старался об этом, тем сильнее, к досаде его,
проглядывало мелочное и настойчивое наблюдение за каждым ее шагом, движением и словом. Иногда он и выдержит себя минуты на две, но любопытство мало-помалу раздражит его, и он бросит быстрый полувзгляд исподлобья — все и пропало. Он уж и не отводит потом
глаз от нее.
Следующая деревня была Гончаровка. Она больше Котельной, но состояние ее тоже было незавидное. Бедность
проглядывала в каждом окне, ее можно было прочесть и на лицах крестьян, в
глазах баб и в одежде ребятишек.
Наступил урок химии. Игнатович явился несколько взволнованный; лицо его было серьезно,
глаза чаще потуплялись, и голос срывался. Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. Сквозь серьезность учителя
проглядывала обида юноши, урок шел среди тягостного напряжения.
— Это верно. Мы ждем, когда из-за туч
проглянет опять эта глубокая синева. Гроза пройдет, а небо над нею останется все то же; мы это знаем и потому спокойно переживаем грозу. Так вот, небо сине… Море тоже сине, когда спокойно. У твоей матери синие
глаза. У Эвелины тоже.
Впереди всех стоял красавец Спирька Гущин, на которого
проглядели глаза все самосадские девки.
С Невского Крапчик свернул в Большую Морскую, прошел всю ее и около почтамта, приближаясь к одному большому подъезду, заметно начал утрачивать свое самодовольное выражение, вместо которого в
глазах его и даже по всей фигуре стала
проглядывать некоторая робость, так что он, отворив осторожно тяжелую дверь подъезда, проговорил ласковым голосом швейцару...
Верига держался необычайно прямо, даже и для отставного кавалериста. Говорили, что он носит корсет. Лицо, гладко выбритое, было однообразно румяно, как бы покрашено. Голова острижена под самую низкостригущую машинку, — прием, удобный для смягчения плеши.
Глаза серые, любезные и холодные. В обращении он был со всеми весьма любезен, во взглядах решителен и строг. Во всех движениях чувствовалась хорошая военная выправка, и замашки будущего губернатора иногда
проглядывали.
То был малый лет шестнадцати, с широким румяным добродушным лицом и толстыми губами. Нельзя было не заметить, однако ж, что губы его на этот раз изменяли своему назначению: они не смеялись. И вообще во всей наружности парня
проглядывало выражение какой-то озабоченности, вовсе ему не свойственной; он не отрывал
глаз от старика, как словно ждал от него чего-то особенного.
Каждый раз, как который-нибудь из присутствующих обращал на него масленые, слипавшиеся
глаза и, приподняв стакан, восклицал: «О-ох, горько!», давая знать этим, чтобы молодые поцеловались и подсластили таким образом вино, — в чертах Гришки
проглядывало выражение досадливого принуждения.
Затем голос Бел_и_чки полился еще ровнее, точно струя масла. Совершенно незаметно, постепенными взмахами закругленных периодов, он подымался все выше, оставляя к концу лекции частные факты и переходя к широким обобщениям. Он действительно, кажется, любил науку, много работал и теперь сам увлекся своим изложением.
Глаза его уже не сходили с потолка, обороты стали еще плавнее, в голосе все чаще
проглядывали эти особенные, вкусные ноты.
Пелагея Егоровна. Ох, уж не говори ты мне, не говори… и без тебя тошнехонько. Глаза-то все
проглядела, на нее глядючи! Хоть бы теперь-то наглядеться на нее про запас. Точно я ее хоронить собираюсь.
Судя по опавшему лицу мужика, сгорбившейся спине и потухшим серым
глазам, смело можно было дать ему пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он был высок ростом, беден грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко
проглядывала седина, и такими же волосами.
И Софье было не легче: она видимо принуждала себя заговаривать со мною, но
глаза ее так же избегали моих, как мои — ее, и в каждом ее движении, во всем существе
проглядывало принуждение, смешанное… что таить правду? с тайным отвращением.
Впрочем, серые
глаза смотрели твердо, и в чертах лица
проглядывала холодная самоуверенность.
— Со мной, — перебила Манефа. — Так и я, бывало, жду не дождусь, кончилась бы служба, да скорей бы с поляны долой… Все
глаза, бывало,
прогляжу за вами… А матери Аркадии как усмотреть?
— Давно уж я вас не видала, Егор Власыч… — говорит Пелагея, нежно глядя на двигающиеся плечи и лопатки охотника. — Как заходили вы на Святой в нашу избу воды напиться, так с той поры вас и не видали… На Святой на минутку зашли, да и то бог знает как… в пьяном виде… Побранили, побили и ушли… Уж я ждала, ждала…
глаза все
проглядела, вас поджидаючи… Эх, Егор Власыч, Егор Власыч! Хоть бы разочек зашли!
Плечистый, рослый, краснощекий, ярко-русый, немного веснушчатый, он смотрел истым волжским судопромышленником, носил фуражку из синего сукна с ремнем, без всякого галуна, большие смазные сапоги и короткую коричневую визитку. Широкое, сочное, точно наливное лицо его почти всегда улыбалось спокойно и чуточку насмешливо. Эта улыбка
проглядывала и в желто-карих, небольших, простонародных
глазах.
— Да что вы, барин, и то почитай шагом едем, — обернулся к нему, не выдержав Селифонт, — папенька с маменькой чай заждались совсем,
глаза все с вышки
проглядели…
В окнах домов не
проглянет человеческое лицо, разве изредка таинственно зашевелится тонкая занавесь и из-за нее мелькнет атласная ручка или вспыхнет чародейный
глаз.
На одной из скамеек партера сидел красивый молодой человек в форме гвардейского офицера. Высокого роста, с выразительными темно-синими
глазами, с волнистыми светло-каштановыми волосами на голове и на усах, с правильными чертами матово-бледного лица, он невольно обращал на себя взгляды мужчин и женщин с различными, впрочем, выражениями. Во взглядах первых
проглядывало беспокойство, у вторых же они загорались желанием.
По одну сторону зерцала поставили Мариулу, по другую — Языка; ее, красивую, опрятную, в шелковом наряде, по коему рассыпались золотые звезды (мать княжны Лелемико унизилась бы в собственных
глазах, если бы одевалась небогато), ее, бледную, дрожащую от страха; его — в черном холщовом мешке, сквозь которого
проглядывали два серые
глаза и губы, готовые раскрыться, чтобы произнести смертельный приговор.