Неточные совпадения
Мелькали бронзовые лица
негров, подчеркнутые белыми улыбками, блеском зубов и синеватым фарфором веселых
глаз, казалось, что эти матовые
глаза фосфорически дымятся.
Там молодой, черный как деготь,
негр, лет двадцати и красавец собой, то есть с крутыми щеками, выпуклым лбом и висками, толстогубый, с добрым выражением в
глазах, прекрасно сложенный, накрывал на стол.
Мы вообще знаем Европу школьно, литературно, то есть мы не знаем ее, а судим à livre ouvert, [Здесь: с первого взгляда (фр.).] по книжкам и картинкам, так, как дети судят по «Orbis pictus» о настоящем мире, воображая, что все женщины на Сандвичевых островах держат руки над головой с какими-то бубнами и что где есть голый
негр, там непременно, в пяти шагах от него, стоит лев с растрепанной гривой или тигр с злыми
глазами.
Глазам Кули представилась черная африканская голова с кучерявою шерстью вместо волос.
Негр лежал, широко раскрыв остолбеневшие
глаза. Он тяжело дышал ускоренным смрадным дыханием и шевелил пурпурным языком между запекшимися губами.
Запотелые их лица, густо покрытые черноземной мягкой пылью, были черны, как у
негров, и так же, как у
негров, блестели на них покрасневшие
глаза и сверкали белые крепкие зубы.
Негр Сам, чистильщик сапог в Бродвее, мостовой сторож, подозревавший незнакомца в каком-нибудь покушении на целость бруклинского моста, кондуктор вагона, в котором Матвей прибыл вечером к Central park, другой кондуктор, который подвергал свою жизнь опасности, оставаясь с
глазу на
глаз с дикарем в электрическом вагоне, в пустынных предместьях Бруклина, наконец, старая барыня, с буклями на висках, к которой таинственный дикарь огромного роста и ужасающего вида позвонился однажды с неизвестными, но, очевидно, недобрыми целями, когда она была одна в своем доме…
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые
глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы
негра.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый
глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у
негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки.
Пушкин был
негр. У Пушкина были бакенбарды (NB! только у
негров и у старых генералов), у Пушкина были волосы вверх и губы наружу, и черные, с синими белками, как у щенка,
глаза, — черные вопреки явной светлоглазости его многочисленных портретов. (Раз
негр — черные [Пушкин был светловолос и светлоглаз (примеч. М. Цветаевой.)].)
Памятник Пушкина я любила за черноту — обратную белизне наших домашних богов. У тех
глаза были совсем белые, а у Памятник-Пушкина — совсем черные, совсем полные. Памятник-Пушкина был совсем черный, как собака, еще черней собаки, потому что у самой черной из них всегда над
глазами что-то желтое или под шеей что-то белое. Памятник Пушкина был черный, как рояль. И если бы мне потом совсем не сказали, что Пушкин —
негр, я бы знала, что Пушкин —
негр.
В шкафу у старшей сестры Валерии живет Пушкин, тот самый
негр с кудрями и сверкающими белками. Но до белков — другое сверкание: собственных зеленых
глаз в зеркале, потому что шкаф — обманный, зеркальный, в две створки, в каждой — я, а если удачно поместиться — носом против зеркального водораздела, то получается не то два носа, не то один — неузнаваемый.
А одного
негра, необыкновенно симпатичного юношу, лет 17, который приехал в лохмотьях на корвет и начал помогать матросам, без всякого вызова, тянуть какую-то снасть, улыбаясь при этом своими влажными на выкате
глазами и скаля из-за раскрытых толстых губ ослепительные зубы, — того
негра так матросы просто пригрели своим расположением, и во все время стоянки корвета в Порто-Гранде этот
негр Паоло, или «Павла», как перекрестили его матросы, целые дни проводил на корвете.
Подведенные девичьи
глаза, маленький креольчик и лиловый
негр из Сан-Франциско… И грубая, мутно-бурлящая новая жизнь, чудовищною волною подлинных трагедий взмывшая над этой тихою, ароматно-гнилою заводью.
Кругом все еще ругались и кричали. Соседнее купе оказалось занятым каким-то
негром в блестящем цилиндре, в дорогой меховой шубе, и изящною, накрашенною дамою с подведенными
глазами. Эта парочка танцевала в харбинских кафе-шантанах кэк-уок и теперь ехала на гастроли на станцию Маньчжурия.
И уж, конечно, никто не знал и английского, когда с трибуны заговорил курчавый
негр в пиджаке, с ласковыми, тайно страдающими
глазами.