Неточные совпадения
Не успела она войти в залу и дойти до тюлево-ленто-кружевно-цветной толпы дам, ожидавших приглашения танцовать (Кити никогда не стаивала в этой толпе), как уж ее пригласили на вальс, и пригласил лучший кавалер,
главный кавалер по бальной иерархии, знаменитый дирижер балов, церемониймейстер, женатый, красивый и статный
мужчина, Егорушка Корсунский.
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались с
мужчинами, ездили одни по улицам, многие не приседали и,
главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.
Один низший сорт: пошлые, глупые и,
главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою,
мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости.
— Все
мужчины и женщины, идеалисты и материалисты, хотят любить, — закончила Варвара нетерпеливо и уже своими словами, поднялась и села, швырнув недокуренную папиросу на пол. — Это, друг мой,
главное содержание всех эпох, как ты знаешь. И — не сердись! — для этого я пожертвовала ребенком…
Мировоззрение это состояло в том, что
главное благо всех
мужчин, всех без исключения — старых, молодых, гимназистов, генералов, образованных, необразованных, — состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому все
мужчины, хотя и притворяются, что заняты другими делами, в сущности желают только одного этого.
Как на воле
главные интересы ее жизни состояли в успехах у
мужчин, так точно это продолжало быть и на допросах, и в тюрьме, и в ссылке.
— Поздравляю! проворно ваша дочка играет! — хвалит он, — а
главное, свое, русское…
Мужчины, конечно, еще проворнее играют, ну, да у них пальцы длиннее!
Мужчинам каторга давалась тяжелее, да и попадали они в нее редко молодыми, — а бабы
главным образом были молодые.
Но ты еще никогда не знала размеров и власти своей наружности, а
главное, ты не знаешь, до какой степени обаятельны такие натуры, как ты, и как они властно приковывают к себе
мужчин и делают из них больше, чем рабов и скотов…
— Нет, ангел мой! Тридцать два ровно стукнуло неделю тому назад. Я, пожалуй что, старше всех вас здесь у Анны Марковны. Но только ничему я не удивлялась, ничего не принимала близко к сердцу. Как видишь, не пью никогда… Занимаюсь очень бережно уходом за своим телом, а
главное — самое
главное — не позволяю себе никогда увлекаться
мужчинами… — Ну, а Сенька твой?..
В-третьих — и это
главное, — женщины вовсе не так алчут грубых наслаждений, как вы,
мужчины, обыкновенно об этом думаете.
—
Главное, Луша… — глухо ответила Раиса Павловна, опуская глаза, —
главное, никогда не повторяй той ошибки, которая погубила меня и твоего отца… Нас трудно судить, да и невозможно. Имей в виду этот пример, Луша… всегда имей, потому что женщину губит один такой шаг, губит для самой себя. Беги, как огня, тех людей, то есть
мужчин, которые тебе нравятся только как
мужчины.
— Чудесно, а у самой слезы текут. Тут нужно мужество. Надо ни в чем не уступать
мужчине. В наш век, когда женщина… фу, черт (едва не отплевался Петр Степанович)! А
главное, и жалеть не о чем: может, оно и отлично обернется. Маврикий Николаевич человек… одним словом, человек чувствительный, хотя и неразговорчивый, что, впрочем, тоже хорошо, конечно при условии, если он без предрассудков…
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или —
главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой
мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Поздравив меня с высоким саном и дозволив поцеловать себя в плечо (причем я, вследствие волнения чувств, так крепко нажимал губами, что даже князь это заметил), он сказал: „Я знаю, старик (я и тогда уже был оным), что ты смиренномудрен и предан, но
главное, об чем я тебя прошу и даже приказываю, — это: обрати внимание на возрастающие успехи вольномыслия!“ С тех пор слова сии столь глубоко запечатлелись в моем сердце, что я и ныне, как живого, представляю себе этого сановника, высокого и статного
мужчину, серьезно и важно предостерегающего меня против вольномыслия!
Я заметил, что
главное влияние на нее оказывает именно температура: при двенадцати градусах тепла она скромна, при пятнадцати градусах являются признаки смутного девичьего беспокойства, при восемнадцати она сама смотрит на
мужчин.
Любовь и
мужчина составляют
главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного; изволь-ка убедить ее, что любовь есть только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибает от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны — можно отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым, злым животным.
В дверях
главной залы появился новый субъект, красивый, щегольски одетый
мужчина средних лет, с ловко расчесанной на обе стороны бородкой. На руках его горели дорогие бриллиантовые перстни, а из-под темной визитки сбегала по жилету толстая, изящная золотая цепь, увешанная брелоками.
А то, что одна побольше знает математики, а другая умеет играть на арфе, это ничего не изменит. Женщина счастлива и достигает всего, чего она может желать, когда она обворожит
мужчину. И потому
главная задача женщины — уметь обвораживать его. Так это было и будет. Так это в девичьей жизни в нашем мире, так продолжается и в замужней. В девичьей жизни это нужно для выбора, в замужней — для властвованья над мужем.
—
Главное, — снова продолжала она, — что я мужу всем обязана: он взял меня из грязи, из ничтожества; все, что я имею теперь, он сделал; чувство благодарности, которое даже животные имеют, заставляет меня не лишать его пяти миллионов наследства, тем более, что у него своего теперь ничего нет, кроме как на руках женщина, которую он любит… Будь я
мужчина, я бы возненавидела такую женщину, которая бы на моем месте так жестоко отнеслась к человеку, когда-то близкому к ней.
Холмик появился на месте ямы; мы уже собирались расходиться, как вдруг г. Ратч, повернувшись по-военному налево кругом и хлопнув себя по ляжке, объявил нам всем, «господам
мужчинам», что он приглашает нас, а также и «почтенное священство», на «поминательный» стол, устроенный в недальнем расстоянии от кладбища, в
главной зале весьма приличного трактира, «стараньями любезнейшего нашего Сигизмунда Сигизмундовича…».
Она рассказала брату, как губернский лев с первого ее появления в обществе начал за ней ухаживать, как она сначала привыкла его видеть, потом стала находить удовольствие его слушать и потом начала о нем беспрестанно думать: одним словом, влюбилась, и влюбилась до такой степени, что в обществе и дома начала замечать только его одного; все другие
мужчины казались ей совершенно ничтожными, тогда как он владел всеми достоинствами: и умом, и красотою, и образованием, а
главное, он был очень несчастлив; он очень много страдал прежде, а теперь живет на свете с растерзанным сердцем, не зная, для кого и для чего.
— Этим ты, друг мой, не огорчайся;
мужчины все таковы. Но
главное дело: ему не надобно давать денег и надо заставить служить для того, чтобы он имел какое-нибудь занятие, — и я берусь это устроить; только, пожалуйста, не слушайся его и будь благоразумнее. Ну, вот хоть бы теперь: верно ведь, он тебя научил попросить у меня денег?
Любовь, конечно, есть
главное дело их жизни: правда, что и
мужчинам невесело жить без нее; но они имеют рассеяния, могут забываться, обманываться и средства принимать за цель; а красавицы беспрестанно стремятся к одной мете, и рифма: «жить — любить» есть для них математическая истина.
Пройдя раза два по
главной аллее, я сел рядом на скамейку с одним господином из Ярославля, тоже дачным жителем, который был мне несколько знаком и которого прозвали в Сокольниках воздушным, не потому, чтобы в наружности его было что-нибудь воздушное, — нисколько: он был
мужчина плотный и коренастый, а потому, что он, какая бы ни была погода, целые дни был на воздухе: часов в пять утра он пил уж чай в беседке, до обеда переходил со скамейки на скамейку, развлекая себя или чтением «Северной пчелы» [«Северная пчела» — газета, с 1825 года издававшаяся реакционными писателями Ф.Булгариным и Н.Гречем.], к которой чувствовал особенную симпатию, или просто оставался в созерцательном положении, обедал тоже на воздухе, а после обеда ложился где-нибудь в тени на ковре, а часов в семь опять усаживался на скамейку и наблюдал гуляющих.
Аркадий «причесывал и рисовал» одних актрис. Для
мужчин был другой парикмахер, а Аркадий если и ходил иногда на «мужскую половину», то только в таком случае, если сам граф приказывал «отрисовать кого-нибудь в очень благородном виде».
Главная особенность гримировального туше этого художника состояла в идейности, благодаря которой он мог придавать лицам самые тонкие и разнообразные выражения.
К числу прирожденных и добровольных «скопцов» принадлежат и люди «третьего пола», как
мужчины, так и женщины, которые признают влюбленность или «духовную брачность», но гнушаются браком и особенно деторождением по разным идеологическим основаниям (сюда относится прежде всего
главный идеолог «третьего пола» Вл. Соловьев с его статьями о «Смысле любви» [Из числа наших современников особенно следует назвать 3.
Катков тогда смотрел еще совсем не старым
мужчиной с лицом благообразного типа, красивыми глазами, тихими манерами и спокойной речью глуховатого голоса. Он похож был на профессора гораздо больше, чем на профессионального журналиста. Разговорчивостью и он не отличался. За столом что-то говорили об Англии, и сразу чувствовалось, что это —
главный конек у этих англоманов и тогда самой чистой водылибералов русской журналистики.
Физическая красота, но
главным образом какие-то неуловимые духовные особенности любимой личности (мужской или женской) заставляют нас именно ее считать выше всех остальных, представлять ее идеалом всех женщин (я говорю — женщин, потому что рассматриваю этот вопрос как
мужчина), — и именно идеалом, то есть образцом для всех других женщин.
— Нет-с, еще управляемся, — откликнулся с поклоном
главный доверенный приказчик, степенный
мужчина за сорок лет, с огромной русой бородой.
Девицы вздыхают и потупляют взоры… Они тоже согласны, что в
мужчине главное не красота, а ум. Я косо поглядываю на себя в зеркало, чтобы убедиться, насколько я симпатичен. Вижу косматую голову, косматую бороду, усы, брови, волосы на щеках, волосы под глазами — целая роща, из которой на манер каланчи выглядывает мой солидный нос. Хорош, нечего сказать!
— А вы, m-r Nicolas, — обращается ко мне Варенькина maman, — некрасивы, но симпатичны… В вашем лице что-то есть… Впрочем, — вздыхает она, — в
мужчине главное не красота, а ум…
За Давыдовым по пятам всюду следовал смотритель, офицер-поручик, взятый из запаса. До призыва он служил земским начальником. Рассказывали, что, благодаря большой протекции, ему удалось избежать строя и попасть в смотрители госпиталя. Был это полный, красивый
мужчина лет под тридцать, — туповатый, заносчивый и самовлюбленный, на редкость ленивый и нераспорядительный. Отношения с
главным врачом у него были великолепные. На будущее он смотрел мрачно и грустно.
Другое дело
мужчины: это самый беспутный и глупый народ на свете, и
главное, что с ними нельзя так часто менять, как с прислугой.
— Кто жаждает, тот должен напиться, кто хочет есть, тот должен насытиться… Я этим не хочу сказать, чтобы источник, который человек меняет на другой, потерял свои прекрасные свойства, второй только новый и в этом заключается вся его прелесть, достоинство скоро преходящее… Постоянство
мужчины основано,
главным образом, на его непостоянстве…
Поняв, так внезапно поняв то чувство любви к одному человеку, к постороннему
мужчине, то греховное чувство, то
главное звено цепи, приковывающей к дьяволу, как называла это чувство старушка Дюран, Талечка — странное дело — первый раз в жизни не согласилась с покойной.
— Комната очень миленькая…
главное, все так чисто, аккуратно… В
мужчинах это редкость, — заметила Калисфения Фемистокловна.
Весь Васильевский остров знал сестер Белоярцевых и,
главным образом, по их отцу, Спиридону Анисимовичу, славившемуся на весь Петербург необыкновенной силой. Он был очень рослый и тучный
мужчина.
— Насчет кармана вы не беспокойтесь, — самодовольно возразил он со смехом, — и по карману, и по мне, а уж вы такая капризная барыня: все выбираете. Меня же многие находят еще интересным
мужчиной. Ведь
главный интерес не в красоте, а в уме, а у меня ум.
Одной из
главных составных частей того идеала была: «
мужчина любящий» — эта-то часть теперь, увы, отпадала, отпадала также и вторая часть идеала — «
мужчина уважаемый», и молодая женщина с ужасом всматривалась в будущее, которое ей рисовало мрачную картину жизни с человеком, который не любит ее и которого она не может уважать.
Уже смеркалось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к
главному подъезду Лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий
мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
Это что-то детское, что-то как будто игрушечное и чертопхайское… и,
главное, эти неожиданные сюрпризы и переходы, начиная от букана до
мужчины и до не-мужчины…
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый
мужчина;
главное — добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто-то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто-то был он — дьявол, и он — этот
мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Пете было весело от того, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом-мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на-днях будут драться; и
главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела.
Я знаю теперь, что
главная причина соблазна не в том, что люди не могут воздержаться от блуда, но в том, что большинство
мужчин и женщин оставлено теми, с которыми они сошлись сначала.