Неточные совпадения
Кстати, напомню вам, что Якутская область, с первого января 1852 года, возвышена в своем значении тем, что отделена от зависимости иркутского губернского начальства и управление ее вверено особому гражданскому губернатору. Впрочем, она, на положении других губерний, подчинена
главному управлению генерал-губернатора Восточной Сибири.
Мировоззрение это состояло в том, что
главное благо всех мужчин, всех без исключения — старых, молодых, гимназистов,
генералов, образованных, необразованных, — состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому все мужчины, хотя и притворяются, что заняты другими делами, в сущности желают только одного этого.
Падение князя А. Н. Голицына увлекло Витберга; все опрокидывается на него, комиссия жалуется, митрополит огорчен, генерал-губернатор недоволен. Его ответы «дерзки» (в его деле дерзость поставлена в одно из
главных обвинений); его подчиненные воруют, — как будто кто-нибудь находящийся на службе в России не ворует. Впрочем, вероятно, что у Витберга воровали больше, чем у других: он не имел никакой привычки заведовать смирительными домами и классными ворами.
Много анекдотов можно было бы припомнить про княжение Долгорукова на Москве, но я ограничусь только одним, относящимся, собственно, к генерал-губернаторскому дому, так как цель моих записок — припомнить старину
главным образом о домах и местностях Москвы.
В
главном здании, с колоннадой и красивым фронтоном, помещалась в центре нижнего этажа гауптвахта, дверь в которую была среди колонн, а перед ней — плацдарм с загородкой казенной окраски, черными и белыми угольниками. Около полосатой, такой же окраски будки с подвешенным колоколом стоял часовой и нервно озирался во все стороны, как бы не пропустить идущего или едущего
генерала, которому полагалось «вызванивать караул».
Песня нам нравилась, но объяснила мало. Брат прибавил еще, что царь ходит весь в золоте, ест золотыми ложками с золотых тарелок и,
главное, «все может». Может придти к нам в комнату, взять, что захочет, и никто ему ничего не скажет. И этого мало: он может любого человека сделать
генералом и любому человеку огрубить саблей голову или приказать, чтобы отрубили, и сейчас огрубят… Потому что царь «имеет право»…
[По этому положению,
главное управление Сахалином принадлежит приамурскому генерал-губернатору, а местное — начальнику острова, назначаемому из военных
генералов.
— Ну, это всё вздор, — быстро прервал
генерал, — я,
главное, не о том, я о другом и о важном. И именно решился разъяснить вам, Лев Николаевич, как человеку, в искренности приема и в благородстве чувств которого я уверен, как… как… Вы не удивляетесь моим словам, князь?
— Что делать — судьба! — вскидывал плечами
генерал, и долго еще он повторял это полюбившееся ему словечко. Прибавим, что, как деловому человеку, ему тоже многое чрезвычайно не понравилось в настоящем положении всех этих вещей, а
главное — неясность дела; но до времени он тоже решился молчать и глядеть… в глаза Лизавете Прокофьевне.
— Это
главное, — договорил Ганя, опять помогая затруднившемуся
генералу и скорчив свои губы в ядовитейшую улыбку, которую уже не хотел скрывать. Он глядел своим воспаленным взглядом прямо в глаза
генералу, как бы даже желая, чтобы тот прочел в его взгляде всю его мысль.
Генерал побагровел и вспылил.
— Ну, по какому именно, это пусть будет как вам угодно, а мне
главное то, что вы там не просто напрашиваетесь на вечер, в очаровательное общество камелий,
генералов и ростовщиков.
Кто такой этот
генерал Мансветов, откуда он взялся, какими путями он вложился в такое громадное дело — едва ли знал и сам
главный управляющий Карачунский.
Мы стали ходить два раза в неделю в гусарский манеж, где на лошадях запасного эскадрона учились у полковника Кнабенау, под
главным руководством
генерала Левашова, который и прежде того, видя нас часто в галерее манежа во время верховой езды своих гусар, обращался к нам с приветом и вопросом: когда мы начнем учиться ездить?
— Она мало что говорила неумно, но она подло говорила: для нее становой пристав и писатель — одно и то же. Эта госпожа, должно быть, страшная консерваторша; но, впрочем, что же и ожидать от жены какого-нибудь господина
генерала; но
главное — Вихров, Вихров тут меня удивляет, что он в ней нашел! — воскликнула Юлия, забыв от волнения даже сохранить поверенную тайну.
Наконец
генерал надумался и обратился к «батюшке». Отец Алексей был человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил
генерала, сказав однажды, что"вера —
главное, а разум — все равно что слуга на запятках: есть надобность за чем-нибудь его послать — хорошо, а нет надобности — и так простоит на запятках!"
— Слава богу, одним грехом меньше, — шепнул Прейн набобу, когда
генерал вернулся на
главную стоянку на Рассыпном Камне.
Вместе с тем, поглядывая на Евгения Константиныча,
генерал соображал, как он потащит на буксире этого барчука высшей школы по всем заводам, а
главное — в Куржак, на знаменитый железный рудник.
— Понимаю, — соглашался
генерал. — А отчего же и в самом деле не предложить бы Тетюеву этого места? Это такой развитой, интеллигентный человек — настоящая находка для заводов! Тем более что отец Авдея Никитича столько лет занимал пост
главного управляющего.
У
генерала было несколько серьезных разговоров с Евгением Константинычем, причем подробно обсуждались разные дела, а
главным образом вопрос об уставной грамоте.
— Да ведь другой дороги нет к Рассыпному Камню? Наконец нельзя же миновать наш
главный завод… Если бы не
генерал, тогда, конечно, мы прокатили бы Евгения Константиныча проселком — и делу конец. Но
генерал, вот где загвоздка. Да ничего не выйдет из этого, если и заночуем у Вершинина.
Платон Васильич понимал все это дело, и
генерал с удовольствием слушал, что он вполне разделяет его взгляды, хотя не мог помириться с Горемыкиным как с
главным управляющим Кукарских заводов.
Главной целью этих поездок было кое-что подготовить
генералу Блинову, который будет собирать сведения от заводских контор по разным статьям.
Генерал проводил дам до пристани, где еще получил в виде задатка несколько колкостей как
главный виновник всего случившегося.
—
Генерал приказал…. вам.. извольте итти….. поскорей.. и
главное потише… назад, не назад, а к резерву, — говорил Праскухин, искоса поглядывая по направлению огней неприятеля.
Генерал отпустил Ф.Б. Миллера, узнав, что он не видел рукописи, и напустился на автора. Показал ему читанные им на вечеринке стихи, а
главное, набросился на подпись...
Затем все
главные события моего романа позамолкли на некоторое время, кроме разве того, что Английский клуб, к великому своему неудовольствию, окончательно узнал, что Тулузов мало что представлен в действительные статские советники, но уже и произведен в сей чин, что потом он давал обед на весь официальный и откупщицкий мир, и что за этим обедом только что птичьего молока не было; далее, что на балу генерал-губернатора Екатерина Петровна была одета богаче всех и что сам хозяин прошел с нею полонез; последнее обстоятельство если не рассердило серьезно настоящих аристократических дам, то по крайней мере рассмешило их.
— Я написал ему, что чалму я носил, но не для Шамиля, а для спасения души, что к Шамилю я перейти не хочу и не могу, потому что через него убиты мои отец, братья и родственники, но что и к русским не могу выйти, потому что меня обесчестили. В Хунзахе, когда я был связан, один негодяй на…л на меня. И я не могу выйти к вам, пока человек этот не будет убит. А
главное, боюсь обманщика Ахмет-Хана. Тогда
генерал прислал мне это письмо, — сказал Хаджи-Мурат, подавая Лорис-Меликову другую пожелтевшую бумажку.
Воронцов был очень доволен тем, что ему, именно ему, удалось выманить и принять
главного, могущественнейшего, второго после Шамиля, врага России. Одно было неприятно: командующий войсками в Воздвиженской был
генерал Меллер-Закомельский, и, по-настоящему, надо было через него вести все дело. Воронцов же сделал все сам, не донося ему, так что могла выйти неприятность. И эта мысль отравляла немного удовольствие Воронцова.
И вдруг, оттого что такие же, как и ты, жалкие, заблудшие люди уверили тебя, что ты солдат, император, землевладелец, богач, священник,
генерал, — ты начинаешь делать очевидно, несомненно противное твоему разуму и сердцу зло: начинаешь истязать, грабить, убивать людей, строить свою жизнь на страданиях их и,
главное, — вместо того, чтобы исполнять единственное дело твоей жизни — признавать и исповедовать известную тебе истину, — ты, старательно притворяясь, что не знаешь ее, скрываешь ее от себя и других, делая этим прямо противоположное тому единственному делу, к которому ты призван.
Во время Семилетней войны служил генерал-майором и был
главным виновником успеха Франкфуртского сражения.
Сдав недавно
главное начальство над завоеванной Польшею генерал-поручику Романиусу, он готовился ехать в Турцию служить при графе Румянцове.
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать
генерала в карету, — до гостиной губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку
главное; конечно, имея
главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься устройством имения, играют в карты, держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Осторожный по привычке, молчаливый из расчета,
генерал Ратмиров, подобно трудолюбивой пчеле, извлекающей сок из самых даже плохих цветков, постоянно обращался в высшем свете — и без нравственности, безо всяких сведений, но с репутацией дельца, с чутьем на людей и пониманьем обстоятельств, а
главное, с неуклонно твердым желанием добра самому себе видел наконец перед собою все пути открытыми…
На десять лет замолчала Дума, пока какой-тo смелый
главный опять не поднял этого Аполлонова вопроса об открытии пролета для удобства проезда. И снова получился такой же строгий оклик, хотя командующий войсками был другой
генерал — Бреверн де ля Гарди.
Ровно через год после декабрьского бунта, именно 14 декабря 1826 года,
главным директором всех кадетских корпусов вместо генерал-адъютанта Павла Васильевича Голенищева-Кутузова был назначен генерал-адъютант от инфантерии Николай Иванович Демидов, человек чрезвычайно набожный и совершенно безжалостный. Его и без того трепетали в войсках, где имя его произносилось с ужасом, а для нас он получил особенное приказание «подтянуть».
Мне приходилось принимать от Урманова студенческую кассу, и мы шли к нему на Выселки по
главной аллее парка, когда
генерал с молодой дамой опять вышли из боковой аллеи.
Как-то раз, когда мы с Титом шли по
главной аллее,
генерал действительно вышел из боковой аллеи и пошел навстречу, опираясь на руку спутницы.
— И это возможно!.. Очень возможно!.. — согласился
генерал. — Одна молодость сама по себе — и то уже счастье!.. Я после вас долго оставался на Кавказе, и вы оставили там по себе очень хорошую память;
главное, как об храбром офицере!
Генерал главным образом боялся Тюменева по службе!
— Тут,
главное, то досадно, — продолжал Тюменев, — что у этого кухонного
генерала половина чиновников хуже графа, а он еще ломается, благородничает!.. Впрочем, будем говорить о чем-нибудь более приятном… Скажи, madame Мерову ты хорошо знаешь? — заключил он.
Генерал приказал приготовить сказанную спинку, пояснив при этом
главному гарсону, что друг его, Бегушев, такой же, если не больший, гастроном, как и сам
генерал.
— Целые ведра его выпивает с своими монахами, — отвечал
генерал, махнув рукой, и быстро устремился к
главному буфетчику.
Экспедиция благополучно проехала все леса и пустыни и наконец после долгого странствия, явилась в
главном городе «отдаленнейшего края» к генерал-губернатору.
Радовалась саду и Елена Петровна, но не умела по возрасту оценить его тайную силу и думала
главным образом о пользе для здоровья детей; для души же ихней своими руками захотела создать красоту, которой так больно не хватало в прежней жизни с
генералом.
Когда я пришел в
главное казначейство и явился к тамошнему
генералу (на всяком месте есть свой
генерал), то даже этот, по-видимому, нечувствительный человек изумился разнообразию параграфов и статей, которые я сразу предъявил! А что всего важнее, денег потребовалась куча неслыханная, ибо я, в качестве ташкентского гвардейца, кроме собственных подъемных, порционных и проч., получал еще и другие суммы, потребные преимущественно на заведение цивилизующих средств…
Началось тем, что я вдруг, ни с того ни с сего, громко и без спросу ввязался в чужой разговор. Мне,
главное, хотелось поругаться с французиком. Я оборотился к
генералу и вдруг совершенно громко и отчетливо и, кажется, перебив его, заметил, что нынешним летом русским почти совсем нельзя обедать в отелях за табльдотами.
Генерал устремил на меня удивленный взгляд.
— Скажите, мистер Астлей, — повторил я в исступлении, — если вы уже знали всю эту историю, а следственно знаете наизусть, что такое mademoiselle Blanche de Cominges, — то каким образом не предупредили вы хоть меня, — самого
генерала, наконец, а
главное,
главное мисс Полину, которая показывалась здесь в воксале в публике с mademoiselle Blanche под руку? Разве это возможно?
И уж, разумеется,
генерал у него в тисках; но теперь, собственно теперь,
главную роль во всем этом играет все-таки m-lle Blanche, и я уверен, что и тут не ошибаюсь.
— Тарас Ермилыч, а что было бы, если бы я этого подлеца Мишку прогнал тогда? — спрашивал
генерал. — Ведь он главный-то вор был?
Главное, Мишка изучил своего
генерала в тонкости и знал, когда к
генералу можно идти и с чем — старик был ндравный и шутить не любил.