Неточные совпадения
Дело
в том, что пришло нам спасать нашу землю; что
гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже, мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного.
Это было дома у Марины,
в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев
в саду; мелкие белые облака паслись
в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался голубым, серые бабочки трепетали и
гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина —
в широчайшем белом капоте, —
в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
— Богам богиня — вонми, послушай — пора!
Гибнет род человеческий. И — погибнет! Ты же еси… Утешь —
в тебе спасенье! Сойди…
— Предки наши были умные, ловкие люди, — продолжал он, — где нельзя было брать силой и волей, они создали систему, она обратилась
в предание — и вы
гибнете систематически, по преданию, как индианка, сожигающаяся с трупом мужа…
Он видит, как туча народа, точно саранча, движется, располагается на бивуаках, зажигает костры; видит мужчин
в звериных шкурах, с дубинами, оборванных матерей, голодных детей; видит, как они режут, истребляют все на пути, как
гибнут отсталые.
— Ты
гибнешь, Вера, —
в ужасе сказал он, отступая.
Филантропия возведена
в степень общественной обязанности, а от бедности
гибнут не только отдельные лица, семейства, но целые страны под английским управлением.
И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько
гибнет людей
в огне пожаров и т. д., то на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам,
в одиночку, не всегда
в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а
в многолюдных городах!
Чукчи остаются до сих пор еще
в диком состоянии, упорно держатся
в своих тундрах и нередко
гибнут от голода, по недостатку рыбы или зверей.
Как же:
в то время, когда от землетрясения падали города и селения, валились скалы,
гибли дома и люди на берегу, фрегат все держался и из пятисот человек погиб один!
Обязанность его состояла
в том, чтобы содержать
в казематах,
в одиночных заключениях политических преступников и преступниц и содержать этих людей так, что половина их
в продолжение 10 лет
гибла, частью сойдя с ума, частью умирая от чахотки и частью убивая себя: кто голодом, кто стеклом разрезая жилы, кто вешая себя, кто сжигаясь.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что
в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь
в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи, и по этим статьям отправляли людей куда-то
в такое место, где они уже не видали их, и где люди эти
в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами
гибли духовно и телесно.
Это процесс очень мучительный и трудный, много радостей жизни
в нем
гибнет.
Лад своих милых не видеть нам боле,
Милые
гибнут в незнаемом поле.
Я Сашу потом знал очень хорошо. Где и как умела она развиться, родившись между кучерской и кухней, не выходя из девичьей, я никогда не мог понять, но развита была она необыкновенно. Это была одна из тех неповинных жертв, которые
гибнут незаметно и чаще, чем мы думаем,
в людских, раздавленные крепостным состоянием. Они
гибнут не только без всякого вознаграждения, сострадания, без светлого дня, без радостного воспоминания, но не зная, не подозревая сами, что
в них
гибнет и сколько
в них умирает.
В 1846,
в начале зимы, я был
в последний раз
в Петербурге и видел Витберга. Он совершенно
гибнул, даже его прежний гнев против его врагов, который я так любил, стал потухать; надежд у него не было больше, он ничего не делал, чтоб выйти из своего положения, ровное отчаяние докончило его, существование сломилось на всех составах. Он ждал смерти.
Не одни железные цепи перетирают жизнь; Чаадаев
в единственном письме, которое он мне писал за границу (20 июля 1851), говорит о том, что он
гибнет, слабеет и быстрыми шагами приближается к концу — «не от того угнетения, против которого восстают люди, а того, которое они сносят с каким-то трогательным умилением и которое по этому самому пагубнее первого».
Но во время турецкой войны дети и внуки кимряков были «вовлечены
в невыгодную сделку», как они объясняли на суде, поставщиками на армию, которые дали огромные заказы на изготовление сапог с бумажными подметками. И лазили по снегам балканским и кавказским солдаты
в разорванных сапогах, и
гибли от простуды… И опять с тех пор пошли бумажные подметки… на Сухаревке, на Смоленском рынке и по мелким магазинам с девизом «на грош пятаков» и «не обманешь — не продашь».
Это сообщение меня поразило. Итак — я лишился друга только потому, что он поляк, а я — русский, и что мне было жаль Афанасия и русских солдат, когда я думал, что их могут убить. Подозрение, будто я радуюсь тому, что теперь
гибнут поляки, что Феликс Рыхлинский ранен, что Стасик сидит
в тюрьме и пойдет
в Сибирь, — меня глубоко оскорбило… Я ожесточился и чуть не заплакал…
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя
гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал на свадьбу, а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала
в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
Наше сознание слишком загипнотизировано философским модернизмом,
в котором мельчает мысль [Под модернизмом я имею главным образом
в виду новейшие формы критицизма и позитивизма.] и
гибнут великие философские стремления и традиции прошлого.
День был тихий и ясный. На палубе жарко,
в каютах душно;
в воде +18°. Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы дыма слились
в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что
гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
Многие десятки лет достигало оно полной силы и красоты и
в несколько минут
гибнет нередко от пустой прихоти человека.
Хотя снега
в открытых степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на просторе, сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного корма несчастные лошади к весне превращаются
в лошадиные остовы, едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая под снегом не отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно, то все конские табуны
гибнут от голода на тюбеневке.
Никакому сомнению не подвержен отлет их на зиму
в теплые страны юга. Много читали и слышали мы от самовидцев, как перепелки бесчисленными станицами переправляются через Черное море и нередко
гибнут в нем, выбившись из сил от противного ветра. Теперь предстоит вопрос: когда и где собираются они
в такие огромные стаи? Очевидно, что у них должны быть где-нибудь сборные места, хотя во всех губерниях средней полосы России, по всем моим осведомлениям, никто не замечал ни прилета, ни отлета, ни пролета перепелок.
Чибисы, или пигалицы, очень горячо привязаны к своим детям и не уступают
в этом качестве и болотным куликам: так же бросаются навстречу опасности, так же отгоняют всякую недобрую птицу и так же смело вьются над охотником и собакою, но
гибнут менее, чем другие кулики, потому что охотники мало их стреляют.
На Крутяш Груздев больше не заглядывал, а, бывая
в Ключевском заводе, останавливался
в господском доме у Палача. Это обижало Петра Елисеича: Груздев точно избегал его. Старик Ефим Андреич тоже тайно вздыхал: по женам они хоть и разошлись, а все-таки на глазах человек
гибнет.
В маленьком домике Ефима Андреича теперь особенно часто появлялась мастерица Таисья и под рукой сообщала Парасковье Ивановне разные новости о Груздеве.
…Абаза здесь был, когда пришла горькая весть о Севастополе. Плохо наши правители и командиры действуют. Солдаты и вообще Россия — прелесть! За что эти жертвы
гибнут в этом потоке. Точно, прошлого царя можно назвать незабвенным, теперь бедная Россия поплачивается за его полицию
в Европе. Полиция вообще наскучивает, и теперь пришлось поплатиться за эту докуку. Грустно — тоска! — Все-таки верю
в судьбу безответной Руси.
И Райнер видит два воткнутые
в землю меча и слышит взаимные клятвы не храбриться напрасно, не
гибнуть бесследно порознь.
«Что случилось? —
в смущении спрашивает он себя, — не обрушился ли мир? не прекратила ли действие завещанная преданием общественная мудрость?» Но и мир, и общественная мудрость стоят неприкосновенные и нимало не тронутые тем, что
в их глазах
гибнет простец, которого бросила жена, которому изменил друг, у которого сосед отнял поле.
Допустим, однако ж, что жизнь какого-нибудь простеца не настолько интересна, чтоб вникать
в нее и сожалеть о ней. Ведь простец — это незаметная тля, которую высший организм ежемгновенно давит ногой, даже не сознавая, что он что-нибудь давит! Пусть так! Пусть
гибнет простец жертвою недоумений! Пусть осуществляется на нем великий закон борьбы за существование,
в силу которого крепкий приобретает еще большую крепость, а слабый без разговоров отметается за пределы жизни!
Чтобы пробить себе дорогу при новом порядке вещей, Сахаров поступил сначала
в счетное отделение, которое славилось тем, что здесь служащие, заваленные письменной работой,
гибли, как мухи.
— Люди, истощенные голодом, преждевременно ложатся
в могилы, дети родятся слабыми,
гибнут, как мухи осенью, — мы все это знаем, знаем причины несчастия и, рассматривая их, получаем жалование. А дальше ничего, собственно говоря…
Я
гибну. Я не
в состоянии выполнять свои обязанности перед Единым Государством… Я…
Не помню, как я очутился внизу,
в одной из общественных уборных при станции подземной дороги. Там, наверху, все
гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей истории цивилизация, а здесь — по чьей-то иронии — все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это — осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом — будут только «мифы»…
— Приказывать — не мое дело. Я могу принять меры — и больше ничего. Всему злу корень — учитель Воскресенский, насчет которого я уже распорядился… Ах, Николай Николаич! Неужели вы думаете, что мне самому не жаль этой заблуждающейся молодой девицы? Поверьте мне, иногда сидишь вот
в этом самом кресле и думаешь: за что только
гибнут наши молодые силы?
Интеллигенция наша ничего не противопоставит ему, ибо она ниоткуда не защищена и
гибнет беспомощно, как былие
в поле…
«Молодец, — отвечает мой князь, — молодец вы, мой почти полупочтевнейший и премногомалозначащий Иван Северьянович! именно-с, именно гибнуть-то и радостно, и вот то-то мне теперь и сладко, что я для нее всю мою жизнь перевернул: и
в отставку вышел, и имение заложил, и с этих пор стану тут жить, человека не видя, а только все буду одной ей
в лицо смотреть».
— Ты боишься, сама не знаешь чего; а мне угрожает каторга. Помилуй, Полина! Сжальтесь же вы надо мной! Твое предположение идти за мной
в Сибирь — это вздор, детские мысли; и если мы не будем действовать теперь, когда можно еще спастись, так
в результате будет, что ты останешься блаженствовать с твоим супругом, а я пойду
в рудники. Это безбожно! Ты сама сейчас сказала, что я
гибну за тебя. Помоги же мне хоть сколько-нибудь…
«Принимая участие
в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он не глуп, но что-то не путем сердит на весь мир.
В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он! Верно, разочарованный. О, боже! когда переведется этот народ? Как жаль, что от фальшивого взгляда на жизнь
гибнет у нас много дарований
в пустых, бесплодных мечтах,
в напрасных стремлениях к тому, к чему они не призваны».
— Николай Иванович! Да ведь там народ сотнями
гибнет. От фосфору целые деревни вымирают: зубы вываливаются, кости гниют, лицо — язва сплошная, пальцы отгнивают!
В помещения войдешь — дурно делается, а рабочие больше полусуток
в них работают.
Особенно много было туманного для бедной попавшейся Софьи Матвеевны, когда история перешла чуть не
в целую диссертацию о том, как никто и никогда не мог понять Степана Трофимовича и как «
гибнут у нас
в России таланты».
— Человече, — сказал ему царь, — так ли ты блюдешь честника? На что у тебе вабило, коли ты не умеешь наманить честника? Слушай, Тришка, отдаю
в твои руки долю твою: коли достанешь Адрагана, пожалую тебя так, что никому из вас такого времени не будет; а коли пропадет честник, велю, не прогневайся, голову с тебя снять, — и то будет всем за страх; а я давно замечаю, что нет меж сокольников доброго строения и
гибнет птичья потеха!
Человек и гражданин
гибнут в тиране навсегда, а возврат к человеческому достоинству, к раскаянию, к возрождению становится для него уже почти невозможен.
Что делаешь, Руслан несчастный,
Один
в пустынной тишине?
Людмилу, свадьбы день ужасный,
Всё, мнится, видел ты во сне.
На брови медный шлем надвинув,
Из мощных рук узду покинув,
Ты шагом едешь меж полей,
И медленно
в душе твоей
Надежда
гибнет, гаснет вера.
5-го сентября.
В некоторых православных обществах заведено то же. Боюсь, не утерплю и скажу слово! Говорил бы по мысли Кирилла Белозерского, како: „крестьяне ся пропивают, а души
гибнут“. Но как проповедовать без цензуры не смею, то хочу интригой учредить у себя общество трезвости. Что делать, за неволю и патеру Игнатию Лойоле следовать станешь, когда прямою дорогой ходу нет.
— Вы пережили самое трудное: первые шаги, на которых многие здесь
гибнут. Теперь вы уже на дороге. Поживите здесь, узнайте страну и людей… И если все-таки вас потянет и после этого… Потянет так, что никто не
в состоянии будет удержать… Ну, тогда…
Железные дороги, телеграфы, телефоны, фотографии и усовершенствованный способ без убийства удаления людей навеки
в одиночные заключения, где они, скрытые от людей,
гибнут и забываются, и многие другие новейшие изобретения, которыми преимущественно перед другими пользуются правительства, дают им такую силу, что, если только раз власть попала
в известные руки и полиция, явная и тайная, и администрация, и всякого рода прокуроры, тюремщики и палачи усердно работают, нет никакой возможности свергнуть правительство, как бы оно ни было безумно и жестоко.
Нельзя уж нам уверять, что мы не знали про те 100 тысяч человек
в одной России, которые сидят всегда по тюрьмам и каторгам для обеспечения нашей собственности и спокойствия, и что мы не знаем про те суды,
в которых мы сами участвуем и которые по нашим прошениям приговаривают покушающихся на нашу собственность и безопасность людей к тюрьмам, ссылкам и каторгам,
в которых люди, нисколько не худшие, чем те, которые их судят,
гибнут и развращаются; что мы не знали того, что всё, что мы имеем, мы имеем только потому, что это добывается и ограждается для нас убийством и истязаниями.
Они знают, что они
в рабстве и
гибнут в нужде и мраке для того, чтобы служить похотям меньшинства, держащего их
в рабстве. Они знают и высказывают это. И это сознание не только увеличивает, но составляет сущность их страдания.