Неточные совпадения
— А в чем же?
шутишь, друг!
Дрянь, что ли, сбыть желательно?
А мы куда с ней денемся?
Шалишь! Перед крестьянином
Все
генералы равные,
Как шишки на ели:
Чтобы продать плюгавого...
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть
пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.
«Ты вот презираешь и
генералов, и генеральство, — говорил он ему иногда
шутя, — а посмотри, все „они“ кончат тем, что будут в свою очередь
генералами; доживешь, так увидишь».
Генерал еще
пошутил с Розановым и простился с ним и Нестеровым у конца бульвара.
В коридоре он, впрочем, встретился с
генералом, шедшим к жене, и еще раз
пошутил ему...
— Ишь ты, а я думал, Коваль. Ну, значит, ошибся, —
пошутил генерал. — Ничего не поделаешь. Не удалось… — прибавил он веселую, циничную фразу.
— Я внизу был и слышал, как вы
шутили насчет Пименова… — сказал он и прикрыл рукой смеющийся рот. — Посадить бы его давеча обедать с Виктором Николаевичем и с
генералом, так он помер бы со страху. — У Мишеньки задрожали плечи от смеха. — Он и вилки, небось, держать не умеет.
Главное, Мишка изучил своего
генерала в тонкости и знал, когда к
генералу можно идти и с чем — старик был ндравный и
шутить не любил.
—
Шутит! все
шутит! — с горечью укорил
генерал.
— Я
шутить не стану! — строго заметил
генерал. — Господин исправник! господин предводитель! прошу отправиться к ним и повторить мои слова, что никакой другой воли нет и не будет, что они должны беспрекословно отправлять повинности и повиноваться управляющему, во всех его законных требованиях, и что, наконец, если через десять минут (
генерал посмотрел свои часы) толпа не разойдется и зачинщики не будут выданы, я буду стрелять.
— Это вы-с виноваты, —
шутил генерал, — вы должны были внушать, что недостойное уважения любить не следует.
— Слушаю, ваше превосходительство! — отвечал швейцар, застегивая
генерала полостью извозчичьих саней. Но
генерал, пока так весело
шутил, в то же время делал руками вокруг себя «повальный обыск» и убедился, что у него нигде нет ни гроша. Тогда он быстро остановил извозчика, выпрыгнул из саней и пошел пешком.
— Я говорю это с полным убеждением… Я тебе говорю серьезно… Ты знаешь меня довольно… Я не буду
шутить там, где идет дело о сыне моего старого друга. У тебя, повторяю, необыкновенный сын… На двенадцатом году он знает более, нежели многие из наших
генералов… На нем почивает благословение твоего крестного отца — бессмертного Петра, которого Господь Бог сотворил нарочно для пересоздания России… В твоем сыне Александре так же открылся гений, как и в младенце Петре…
— Я так не могу! — заупрямился было
генерал, но его
шутя втащили в воду в мундире и купали до тех пор, пока не смыли с головы накладку.
— Довольно, матушка, уж я его пожурил от себя… Я
генерал, мне дозволено… Не статс-дамы дело журить капитанов гвардии… Пощади! — заступился,
шутя, Владимир Сергеевич.
В свите генерал-вахтмейстера находится Вольдемар из Выборга. Нынешний день он в шведском мундире, на коне и с оружием.
Генерал,
шутя, называет его своим лейбшицом [Лейбшиц — телохранитель, сберегательный стрелок или денщик. — См. Воинский Устав.]. Вольдемар усмехается на это приветствие, и в черных глазах его горит дикий пламень, как у волка на добычу в темную ночь.
— Вы
шутите,
генерал, — с дурно скрываемым раздражением заметил молодой человек, — вы сами же, я слышал, говорите: «Ученье свет, а неученье — тьма…» Как же вы хотите, чтобы мы пренебрегали французами, нашими учителями во всем.
Он писал письма своим дочерям и m-me Staël, читал романы, любил общество красивых женщин,
шутил с
генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что-нибудь доказывать.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских
генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел
пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству — кричать по петушиному — не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.