Неточные совпадения
Генерал жил
генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил, говорил хрипло,
читал книги и имел дочь, существо невиданное, странное, которую скорей можно было почесть каким-то фантастическим видением, чем женщиной.
Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: «а может быть, и не делатель»; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: «а впрочем, черт его знает, на лбу ведь не
прочтешь».
Прочитав это письмо, я чуть с ума не сошел. Я пустился в город, без милосердия пришпоривая бедного моего коня. Дорогою придумывал я и то и другое для избавления бедной девушки и ничего не мог выдумать. Прискакав в город, я отправился прямо к
генералу и опрометью к нему вбежал.
Итак, батюшка
читал Придворный календарь, изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса: «Генерал-поручик!..
Генерал неодобрительно покачал головой и, потирая поясницу, пошел опять в гостиную, где ожидал его художник, уже записавший полученный ответ от души Иоанны д’Арк.
Генерал надел pince-nez и
прочел: «будут признавать друг друга по свету, исходящему из эфирных тел».
Консул покраснел, несколько смешался, потом сел на диван, вынул из кармана бумагу, развернул и,
прочитавши: «Генерал-адъютант граф Орлов сообщил графу Нессельроде, что его им… — снова встал.
Беру на железной дороге вечернюю газету и
читаю большими буквами: «Болезнь
генерала Гарибальди», потом весть, что он на днях едет в Капреру, не заезжая ни в один город.
Генерал занимался механикой, его жена по утрам давала французские уроки каким-то бедным девочкам; когда они уходили, она принималась
читать, и одни цветы, которых было много, напоминали иную, благоуханную, светлую жизнь, да еще игрушки в шкапе, — только ими никто не играл.
Все это давно известно и переизвестно дедушке; ему даже кажется, что и принцесса Орлеанская во второй раз, на одной неделе, разрешается от бремени, тем не менее он и сегодня и завтра будет
читать с одинаковым вниманием и, окончив чтение, зевнет, перекрестит рот и велит отнести газету к
генералу Любягину.
«Пройдясь по залам, уставленным столами с старичками, играющими в ералаш, повернувшись в инфернальной, где уж знаменитый „Пучин“ начал свою партию против „компании“, постояв несколько времени у одного из бильярдов, около которого, хватаясь за борт, семенил важный старичок и еле-еле попадал в своего шара, и, заглянув в библиотеку, где какой-то
генерал степенно
читал через очки, далеко держа от себя газету, и записанный юноша, стараясь не шуметь, пересматривал подряд все журналы, он направился в комнату, где собирались умные люди разговаривать».
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к отцу
Седые, как он,
генералы,
И шли бесконечные споры тогда...
— О, это так! — вскричал князь. — Эта мысль и меня поражала, и даже недавно. Я знаю одно истинное убийство за часы, оно уже теперь в газетах. Пусть бы выдумал это сочинитель, — знатоки народной жизни и критики тотчас же крикнули бы, что это невероятно; а
прочтя в газетах как факт, вы чувствуете, что из таких-то именно фактов поучаетесь русской действительности. Вы это прекрасно заметили,
генерал! — с жаром закончил князь, ужасно обрадовавшись, что мог ускользнуть от явной краски в лице.
— Ах да;
прочли вы эту статью,
генерал? Как вам понравилась? Ведь любопытна? — обрадовался князь возможности поскорее начать разговор попостороннее.
— Это главное, — договорил Ганя, опять помогая затруднившемуся
генералу и скорчив свои губы в ядовитейшую улыбку, которую уже не хотел скрывать. Он глядел своим воспаленным взглядом прямо в глаза
генералу, как бы даже желая, чтобы тот
прочел в его взгляде всю его мысль.
Генерал побагровел и вспылил.
Коля прошел в дверь совсем и подал князю записку. Она была от
генерала, сложена и запечатана. По лицу Коли видно было, как было ему тяжело передавать. Князь
прочел, встал и взял шляпу.
— Сегодня
прочел, что новый граф и полный
генерал.
Генерал Стрепетов сидел на кресле по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову,
читал толстую латинскую книжку. Он был одет в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой под столом медвежьей шкуре.
Здесь вдова-камергерша Мерева, ее внучка, которой Помада когда-то
читал чистописание и которая нынче уже выходит замуж за
генерала; внук камергерши, в гусарском мундире, с золотушным шрамом, выходящим на щеку из-под левой челюсти; Алексей Павлович Зарницын в вицмундире и с крестом за введение мирового положения о крестьянах, и, наконец, брат Евгении Петровны, Ипполит Петрович Гловацкий, которого некогда с такими усилиями старались отратовать от тяжелой ответственности, грозившей ему по университетскому делу.
Прочитав это письмо,
генерал окончательно поник головой. Он даже по комнатам бродить перестал, а сидел, не вставаючи, в большом кресле и дремал. Антошка очень хорошо понял, что письмо Петеньки произвело аффект, и сделался еще мягче, раболепнее. Евпраксея, с своей стороны, прекратила неприступность. Все люди начали ходить на цыпочках, смотрели в глаза, старались угадать желания.
— Теперь я слышал от вас сам, что вы желаете, — говорил
генерал, —
читал ваше прошение. Мне нужно еще недели две, чтобы хорошенько разобрать ваше дело, а там опять побеседуем… Могу пока сказать только одно: что барин вас не обидит.
—
Читал я ваше прошение, мужички, — заговорил
генерал, пуская клубы дыма. — Да вы садитесь.
Доложив
генералу всё, что нужно было, он пришел в свою комнату, в которой, уже давно вернувшись и дожидаясь его, сидел князь Гальцин,
читая «Splendeur et misères des courtisanes», [[«Роскошь и убожество куртизанок,» роман Бальзака]. Одна из тех милых книг, которых развелось такая пропасть в последнее время и которые пользуются особенной популярностью почему-то между нашей молодежью.] которую нашел на столе Калугина.
В 1859 году он был сослан на Кавказ рядовым, но потом возвращен за отличия в делах с горцами. Выслан он был за стихи, которые
прочел на какой-то студенческой тайной вечеринке, а потом принес их в «Развлечение»; редактор, не посмотрев, сдал их в набор и в гранках послал к цензору. Последний переслал их в цензурный комитет, а тот к жандармскому
генералу, и в результате перед последним предстал редактор «Развлечения» Ф.Б. Миллер. Потребовали и автора к жандарму. На столе лежала гранка со следующими стихами...
В.В. Давыдов даже не поморщился; откупорили бутылку и налили коньяку в стаканы зеленого стекла, а Василий Николаевич в это время, по общей просьбе, стал
читать принесенный им рассказ, который назывался «Как мы чумели». Его напечатали в «Зрителе», а потом осмеянная особа, кажется,
генерал Лорис-Меликов, укрощавший чуму в Ветлянке, где-то около Астрахани, обиделся, и из Петербурга пришел нагоняй московскому цензурному комитету за пропущенный рассказ.
Егор Егорыч,
прочитав это известие, проникся таким чувством благодарности, что, не откладывая ни минуты и захватив с собою Сверстова, поехал с ним в Казанский собор отслужить благодарственный молебен за государя, за московского генерал-губернатора, за Сергея Степаныча, и сам при этом рыдал на всю церковь, до того нервы старика были уже разбиты.
Хаджи-Мурат быстро встал. И, достав в переметных сумах портфель, вынул оттуда два пожелтевшие письма и подал их Лорис-Меликову. Письма были от
генерала Клюгенау. Лорис-Меликов
прочел. В первом письме было...
— Да ведь я не для прапорщика твоего пишу. Собственно говоря, я даже не знаю, кто меня будет
читать: может быть, прапорщик, а может быть,
генерал от инфантерии…
— Ну, где
генералам пустяки
читать! Они нынче всё географию
читают!
В те времена Великим постом было запрещено играть актерам, а Вильде выхлопотал себе разрешение «
читать в костюмах сцены из пьес». Поэтому, конечно, с разрешения всемогущего генерал-губернатора В. А. Долгорукова, «покровителя искусств», в Кружке полностью ставились пьесы, и постом сборы были полные. Играли все провинциальные знаменитости, съезжавшиеся в Москву для заключения контрактов.
— Да, есть. И хотя по-настоящему мне как партизану должно перехватывать всякую неприятельскую переписку, — примолвил с улыбкою Шамбюр, — но я обещался доставить это письмо, а Шамбюр во всю жизнь не изменял своему слову. Вот оно:
читайте на просторе. Мне надобно теперь отправиться к
генералу Раппу: у него, кажется, будут толковать о сдаче Данцига; но мы еще увидим, кто кого перекричит. Прощайте!
— С Георгиевским крестом. Я сегодня сам
читал об этом в приказах. Но прощай, мой друг! Мне надобно еще поговорить с твоим
генералом и потом ехать назад. До свиданья! надеюсь, мы скоро опять увидимся.
Но как описать его негодование, когда, проезжая мимо одной церкви, он
прочел на ней надпись: «Конюшня
генерала Гильемино».
— Странно! — сказал Зарецкой,
прочтя прокламацию московского генерал-губернатора. — Судя по этому, должно думать, что под Москвою будет генеральное сражение; и если б я знал это наверное, то непременно бы воротился; но, кажется, движения наших войск доказывают совершенно противное.
И она посмотрела мне прямо в лицо, ожидая ответа, который, очевидно, должен был интересовать только
генерала, а не ее. Глаза ее были теперь совершенно серые, холодные, чуть-чуть насмешливые. И мне показалось, что в них я
читаю фразу: «какой ты еще зеленый».
— Merci, тысячу раз merci… — произнес
генерал. — Но теперь вот еще задача! Жена желает, чтобы драму
читала актриса Чуйкина… Она где-то слышала ее, как она декламировала поэму Глинки «Капля»… Vous connaissez cet ouvrage? [Вы знаете это произведение? (франц.).]
В настоящий момент, когда разговор коснулся государства,
генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, — пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не
читала! «Поэтому вы не знаете деяний Петра?» — осмеливались ей замечать некоторые.
— Очень многим и очень малым, — отвечал развязнейшим тоном граф. — Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга
генерала написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством,
прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье;
генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
Однажды, когда только что начавший лекцию Крюков, прерывая обычную латинскую речь, сказал по-русски: «М. г., — в качестве наглядной иллюстрации к нашим филологическим объяснениям од Горация, позвольте
прочесть перевод одного из ваших товарищей, Фета, книги первой, оды четырнадцатой, «К республике»; при этих словах дверь отворилась, и граф С. Г. Строганов вошел в своем генерал-адъютантском мундире.
Генерал стал было его поддерживать, но я рекомендовал ему
прочесть хоть, например, отрывки из «Записок»
генерала Перовского, бывшего в двенадцатом году в плену у французов.
Мне давеча
генерал при вас за столом наставление
читал за семьсот рублей в год, которых я, может быть, еще и не получу от него.
— Не помню, — да ведь еще раньше
генерал Дубельт говорил… Я
читал об этом, а с графиней… не помню… Все равно она была дура. Она мне долбила все про спасение, только мне спать захотелось, а ничего не понял.
Злобин тут же в передней разложил на окно разные документы и принялся
читать их
генералу.
Выждав время, когда генеральша уехала из дому куда-то в гости, а Мотька улизнула к Савелию, Мишка смело заявился прямо в кабинет к
генералу. Эта смелость удивила
генерала. Он сидел на диване в персидском халате и с трубкой в руках
читал «Сын отечества». Мишка только покосился на длинный черешневый чубук, но возвращаться было уже поздно.
Вывеска была довольно оригинальная: «Собственный дом 3-й гильдии купца Михайлы Потапыча Ручкина», и
генерал каждый раз
прочитывал вслух, точно желал еще сильнее проникнуться презрением к вору Мишке.
Прочитал генерал Скобелев салтаново письмо и вовсе даже от этого не испужался, а только, наоборот, посылает обратно турецкому салтану горсточку стручкового перцу.
Генерал (подает адъютанту).
Прочтите, пожалуйста.
«Умерла, видно, старуха», — подумал он, но, взглянув на свои луковицеобразные часы и увидав, что до заутрени еще остается два часа, он все-таки не отдал ее комнат
генералу и спокойно отправился в келью
читать свою «полунощницу».
Я приблизился и действительно увидел нечто в высшей степени странное. В нижней части груди, в том самом месте, на которое сейчас указал
генерал, находилось продолговатое пространство, усеянное белыми пупырышками, вроде сыпи. Когда
генерал щелкнул по этому месту двумя пальцами, то пупырышки мгновенно покраснели, и я мог
прочитать следующее...
Генерал вышел из амбразуры, присел к столу и начал
читать. Он
читал протокол про себя, не обнаруживая ни страха, ни сомнений, и затем непосредственно обратился с громким и твердым вопросом к спасенному...
— Да все дело обделал он — наш простой, наш находчивый и умный мужик! Да я и не понимаю — отчего вас это удивляет? Ведь
читали же вы небось у Щедрина, как мужик трех
генералов прокормил?