Неточные совпадения
Шестнадцатилетний Михей, не зная, что делать с своей латынью, стал
в доме
родителей забывать ее, но зато,
в ожидании чести присутствовать
в земском или уездном суде, присутствовал пока на всех пирушках отца, и
в этой-то
школе, среди откровенных бесед, до тонкости развился ум молодого человека.
Дело у Анны Петровны налаживалось не споро. Учительницу не ждали так скоро, и помещение
школы было
в беспорядке. Прежде нежели собрались ученики,
в школу приходили
родители и с любопытством рассматривали новую учительницу.
«Мои милые (meine lieben!),
родители ваши поместили вас сюда
в надежде, что
в своей
школе я снабжу вас сведениями, необходимыми для образованного человека.
Считая, вероятно, для сына, предназначаемого
в военную службу, мое товарищество полезным, хотя бы
в видах практики
в русском языке, полковник сперва упросил Крюммера отпускать меня
в гостиницу
в дни, когда сам приезжал и брал к себе сына, а затем, узнавши, что изо всей
школы на время двухмесячных каникул я один останусь
в ней по отдаленности моих
родителей, он упросил Крюммера отпустить меня к ним вместе с сыном.
Кто благоговел пред Монархинею среди Ее пышной столицы и блестящих монументов славного царствования, тот любил и восхвалял Просветительницу отечества, видя и слыша
в стенах мирной хижины юного ученика градской
школы, окруженного внимающим ему семейством и с благородною гордостию толкующего своим
родителям некоторые простые, но любопытные истины, сведанные им
в тот день от своего учителя.
Он рисовал
в воображении своего Сережу почему-то с громадной, аршинной папироской,
в облаках табачного дыма, и эта карикатура заставляла его улыбаться;
в то же время серьезное, озабоченное лицо гувернантки вызвало
в нем воспоминания о давно прошедшем, наполовину забытом времени, когда курение
в школе и
в детской внушало педагогам и
родителям странный, не совсем понятный ужас.
Но всякому, читавшему повести
в журнале «Семья и
школа», хорошо известно, что выдающимся людям приходилось
в молодости упорно бороться с
родителями за право отдаться своему призванию, часто им даже приходилось покидать родительский кров и голодать. И я шел на это. Помню: решив окончательно объясниться с папой, я
в гимназии, на большой перемене, с грустью ел рыжий треугольный пирог с малиновым вареньем и думал: я ем такой вкусный пирог
в последний раз.
Евлампий Григорьевич попал на свою зарубку… Что она такое была?..
Родители проторговались!.. Родня голая; быть бы ей за каким-нибудь лавочником или
в учительницы идти,
в народную
школу, благо она
в университете экзамен выдержала…
В этом-то вся и сила!.. Еще при других он употребляет ученые слова, а как при ней скажет хоть, например, слово «цивилизация», она на него посмотрит искоса, он и очутится на сковороде…
Слава Богу, проживут и с тем, что понахватали
в школе!» Меня саму покойный
родитель не очень, чтобы к науке нудил, и вот, слава Богу, до седых волос дожила счастливо, как дай Бог всякому.
Отец уступил желаниям сына, поддерживаемым настойчивостью матери, и Фебуфис поступил
в высшую художественную
школу, сначала
в том городе, где жили его
родители, а потом перешел для усовершенствования
в Рим, где на него вскоре же стали указывать как на самого замечательного из современных живописцев.