Неточные совпадения
Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы,
Вы,
школы Левшина птенцы,
Вы, деревенские Приамы,
И вы, чувствительные дамы,
Весна
в деревню вас зовет,
Пора тепла, цветов, работ,
Пора гуляний вдохновенных
И соблазнительных ночей.
В поля, друзья! скорей, скорей,
В каретах, тяжко нагруженных,
На долгих иль на почтовых
Тянитесь из застав градских.
Разделавшись со
школой, я снова зажил на улице, теперь стало еще лучше, — весна была
в разгаре, заработок стал обильней, по воскресеньям мы всей компанией с утра уходили
в поле,
в сосновую рощу, возвращались
в слободу поздно вечером, приятно усталые и еще более близкие друг другу.
Я начертил план
школы на шестьдесят мальчиков, и земская управа одобрила его, но посоветовала строить
школу в Куриловке,
в большом селе, которое было всего
в трех верстах от нас; кстати же, куриловская
школа,
в которой учились дети из четырех деревень,
в том числе из нашей Дубечни, была стара и тесна, и по гнилому
полу уже ходили с опаской.
Пустился и мельник на свою мельницу, — хоть запереться да разбудить подсыпку. Только вышел из-под яворов, а чорт — к нему. Филипп от него, да за дверь, да
в каморку, да поскорее засвечать огни, чтобы не так было страшно, да упал на
пол и давай голосить во весь голос, — подумайте вот! — совсем так, как жиды
в своей
школе…
Джеретти всех возрастов работают
в икарийских играх, на канате и на проволоке, на турнике и на трапеции, делают воздушные
полеты под «кумполом» цирка, выступают
в высшей
школе верховой езды,
в парфорсе и тендеме.
В воскресенье, перед вечером, пришел отец Яков. На этот раз не только
полы, но даже и шляпа его была обрызгана грязью. Как и
в первое свое посещение, он был красен и потен, сел, как и тогда, на краешек кресла. Кунин порешил не начинать разговора о
школе, не метать бисера.
Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь Божия полна;
Наших деток
в шумной
школеРаздавались голоса,
И сверкали
в светлом
полеСерп и быстрая коса.
К сумеркам лодки наши дошли до гольдского селения Найхин, расположенного около самого устья Анюя. На ночь мы устроились
в туземной
школе. После ужина казаки принесли свежей травы. Мы легли на
полу с намерением соснуть, но комары никому не дали сомкнуть глаз до рассвета.
И весело было, что смело ломались все застывшие формы школьного дела, что выносились из
школ иконы, что баричи-гимназисты сами мыли
полы в классах, что на гимназических партах стали появляться фабричные ребятишки.
Но то, что мы тогда видели на деревенском «порядке» и
в полях, не гнело и не сокрушало так, как может гнесть и сокрушать теперь. Народ жил исправно, о голоде и нищенстве кругом не было слышно. Его не учили, не было ни
школы, ни фельдшера, но одичалости, распутства, пропойства — ни малейшего. Барщина, конечно, но барщина — как и мы понимали — не «чересчурная». У всех хорошо обстроенные дворы, о «безлошадниках» и подумать было нельзя. Кабака ни одного верст на десять кругом.
И меня
в первый раз повезла
в школу Гальванической роты (около Садовой) большая барыня (но с совершенно бытовым тоном), сестра графини Соллогуб, А.М.Веневитинова, на которой когда-то Гоголь мечтал, кажется, жениться. Она ездила туда со своей девочкой, и мы втроем обучали всякий народ обоего
пола.
Я должен был приступить к своей роли обозревателя того, что этот всемирный базар вызовет
в парижской жизни. Но я остался жить
в"Латинской стране". Выставка оказалась на том же левом берегу Сены, на Марсовом
поле.
В моем"Квартале
школ"я продолжал посещать лекции
в Сорбонне и College de France и жить интересами учащейся молодежи.
— Пей, пей скорей, а то
в школу опоздаешь! — торопит старуха Васю. — Да и мне время идти к жидам
полы мыть…
Под сенью Кавказа садил он виноград,
в степях полуденной России — сосновые и дубовые леса, открывал порт на Бельте, заботился о привозе пива для своего погреба, строил флот, заводил ассамблеи и училища, рубил длинные
полы у кафтанов, комплектовал полки, потому что, как он говорил, при военной
школе много учеников умирает, а не добро голову чесать, когда зубья выломаны из гребня; шутил, рассказывал о своих любовных похождениях и часто, очень часто упоминал о какой-то таинственной Катеньке; все это говорил Петр под сильным дождем, готовясь на штурм неприятельских кораблей, как будто на пирушку!
Отца Савву звали к архиерею, но отпустили с миром, и он продолжал свое дело: служил и учил и
в школе, и дома, и на
поле, и
в своей малой деревянной церковке.