Неточные совпадения
Доброхот Василий поместил гостей
в заднюю
избу, чтобы никто не видел скитников. Неровен час, и
чужой человек навернется, да и бабешки тоже разнести могут.
Дома — мать с пьяницей-отцом, с полуидиотом-сыном и с четырьмя малолетними девчонками; землю у них насильно и несправедливо отобрал мир; все ютятся где-то
в выморочной
избе из милости того же мира; старшие работают у
чужих людей, младшие ходят побираться.
— А ты погляди, как мало люди силу берегут, и свою и
чужую, а? Как хозяин-то мотает тебя? А водочка чего стоит миру? Сосчитать невозможно, это выше всякого ученого ума…
Изба сгорит — другую можно сбить, а вот когда хороший мужик пропадает зря — этого не поправишь! Ардальон, примерно, алибо Гриша — гляди, как мужик вспыхнул! Глуповатый он, а душевный мужик. Гриша-то! Дымит, как сноп соломы. Бабы-то напали на него, подобно червям на убитого
в лесу.
Узнал ли он его, стыдно ли ему стало
чужого человека, только он вдруг повернулся на пятках, по-медвежьи, и, закусив бороду, заковылял
в станционную
избу; братец тотчас умолк и, тоже повернувшись по-медвежьи, отправился за ним вслед. Великий Губарев, видно, и на родине не утратил своего влияния.
— Что ж им торомошиться-то больше? — рассуждал он. — Слава богу, есть своя
изба, хоть плохенькая, да собственная, авось разместимся. — Он понизил голос до тона глубокой убедительности и заговорил: — Я ведь еще как строил, так это предвидел, и там, помилуйте, вы посмотрите ведь, как я для них устроил. Ведь не
чужие ж
в самом деле, да, наконец, у них ведь и свое есть.
— Какое, друг сердечный, одинокий! — возразил Сергеич: — Родом-то, видно, из кустовой ржи. Было
в избе всякого колосья — и мужиков и девья: пятерых дочек одних возвел, да
чужой человек пенья копать увел,
в замужества, значит, роздал — да! Двух было сыновьев возрастил, да и тем что-то мало себе угодил. За грехи наши, видно, бог нас наказывает. Иов праведный был, да и на того бог посылал испытанье; а нам, окаянным, еще мало, что по ребрам попало — да!
Твоя, вишь, повинна, а ты
чужую взяла да с плеч срезала, и, как по чувствам моим, ты теперь хуже дохлой собаки стала для меня: мать твоя справедливо сказала, что, видишь, вон на столе этот нож, так я бы, может, вонзил его
в грудь твою, кабы не жалел еще маненько самого себя; какой-нибудь теперича дурак — сродственник ваш, мужичонко — гроша не стоящий, мог меня обнести своим словом, теперь ступай да кланяйся по всем
избам, чтобы взглядом косым никто мне не намекнул на деянья твои, и все, что кто бы мне ни причинил, я на тебе, бестии, вымещать буду; потому что ты тому единая причина и первая, значит, злодейка мне выходишь…
Василий Андреич пошел со стариком
в избу, а Никита въехал
в отворенные Петрушкой ворота и, по указанию его, вдвинул лошадь под навес сарая. Сарай был поднавоженный, и высокая дуга зацепила за перемет. Уж усевшиеся на перемете куры с петухом что-то недовольно заквахтали и поцапались лапками по перемету. Встревоженные овцы, топая копытами по мерзлому навозу, шарахнулись
в сторону. Собака, отчаянно взвизгивая, с испугом и злостью по-щенячьи заливалась-лаяла на
чужого.
— Чтоб к обительским лошадям и подходить он не смел, — приказывал Патап Максимыч, — а коль Манефа тайком со двора пойдет — за ворот ее да
в избу… Так и тащи… А
чужим не болтай, что у нас тут было, — прибавил он, уходя, Пантелею.
В самой слободе находилось стоявшее невдалеке от дворца здание печатного двора с словолитней и
избами для жительства мастеров-печатников как иностранных, вызванных царем из
чужих краев, так и русских, с друкарем Иваном Федоровым и печатником Петром Мстиславцевым во главе.
В этой
избе живут две
чужие семьи на квартире, не имея домов.