Неточные совпадения
Пчела роилась необыкновенно, так что меду и воску было отправлено
в Византию
почти столько же, сколько при великом
князе Олеге.
14) Микаладзе,
князь, Ксаверий Георгиевич, черкашенин, потомок сладострастной княгини Тамары. Имел обольстительную наружность и был столь охоч до женского пола, что увеличил глуповское народонаселение
почти вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство. Умер
в 1814 году от истощения сил.
Он прошел вдоль
почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили
в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый
князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
У
князя в сакле собралось уже множество народа. У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми
почестями и повели
в кунацкую. Я, однако ж, не позабыл подметить, где поставили наших лошадей, знаете, для непредвидимого случая.
Вы слышали от отцов и дедов,
в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и
князья,
князья русского рода, свои
князья, а не католические недоверки.
Два слова, чтоб не забыть:
князь жил тогда
в той же квартире, но занимал ее уже
почти всю; хозяйка квартиры, Столбеева, пробыла лишь с месяц и опять куда-то уехала.
Во-первых, нахалу
князю будет доказано, что есть еще люди, понимающие
честь, и
в нашем сословии, а во-вторых, будет пристыжен Версилов и вынесет урок.
Предупрежу тоже, что
князь в то же время и ко мне изменился, даже слишком видимо; оставались лишь какие-то мертвые формы первоначальной нашей,
почти горячей, дружбы.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой,
князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что
почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека
в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
Короче, я объяснил ему кратко и ясно, что, кроме него, у меня
в Петербурге нет решительно никого, кого бы я мог послать, ввиду чрезвычайного дела
чести, вместо секунданта; что он старый товарищ и отказаться поэтому даже не имеет и права, а что вызвать я желаю гвардии поручика
князя Сокольского за то, что, год с лишком назад, он,
в Эмсе, дал отцу моему, Версилову, пощечину.
В первый раз молодой Версилов приезжал с сестрой, с Анной Андреевной, когда я был болен; про это я слишком хорошо помнил, равно и то, что Анна Андреевна уже закинула мне вчера удивительное словечко, что, может быть, старый
князь остановится на моей квартире… но все это было так сбито и так уродливо, что я
почти ничего не мог на этот счет придумать.
К
князю я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но
в сумерки получил по городской
почте опять записку от Стебелькова,
в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов
в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
Любопытно то, за кого эти светские франты
почитают друг друга и на каких это основаниях могут они уважать друг друга; ведь этот
князь мог же предположить, что Анна Андреевна уже знает о связи его с Лизой,
в сущности с ее сестрой, а если не знает, то когда-нибудь уж наверно узнает; и вот он «не сомневался
в ее решении»!
Но она не могла докончить;
князь пришел
в ужас и
почти задрожал от испуга...
— У Столбеевой. Когда мы
в Луге жили, я у ней по целым дням сиживала; она и маму у себя принимала и к нам даже ходила. А она ни к кому
почти там не ходила. Андрею Петровичу она дальняя родственница, и
князьям Сокольским родственница: она
князю какая-то бабушка.
В бедной Лизе, с самого ареста
князя, явилась какая-то заносчивая гордость, какое-то недоступное высокомерие,
почти нестерпимое; но всякий
в доме понял истину и то, как она страдала, а если дулся и хмурился вначале я на ее манеру с нами, то единственно по моей мелочной раздражительности,
в десять раз усиленной болезнию, — вот как я думаю об этом теперь.
— Развить? — сказал он, — нет, уж лучше не развивать, и к тому же страсть моя — говорить без развития. Право, так. И вот еще странность: случись, что я начну развивать мысль,
в которую верую, и
почти всегда так выходит, что
в конце изложения я сам перестаю веровать
в излагаемое; боюсь подвергнуться и теперь. До свидания, дорогой
князь: у вас я всегда непростительно разболтаюсь.
— Я не знаю,
в каком смысле вы сказали про масонство, — ответил он, — впрочем, если даже русский
князь отрекается от такой идеи, то, разумеется, еще не наступило ей время. Идея
чести и просвещения, как завет всякого, кто хочет присоединиться к сословию, незамкнутому и обновляемому беспрерывно, — конечно утопия, но почему же невозможная? Если живет эта мысль хотя лишь
в немногих головах, то она еще не погибла, а светит, как огненная точка
в глубокой тьме.
В маленькой бухте, куда мы шли, стояло уже опередившее нас наше судно «
Князь Меншиков»,
почти у самого берега.
В кофейной я нашел
почти те же лица и опять застал
князя Н. за биллиардом.
Но прежде просил Кирила Петровича приехать к нему
в гости с Марьей Кириловной, и гордый Троекуров обещался, ибо, взяв
в уважение княжеское достоинство, две звезды и три тысячи душ родового имения, он до некоторой степени
почитал князя Верейского себе равным.
В Петербурге, погибая от бедности, он сделал последний опыт защитить свою
честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом
князя А. Н. Голицына, но
князь не считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей тысячу серебром. Витберг отказался.
— Сегодня сообщили
в редакцию, что они арестованы. Я ездил проверить известие: оба эти
князя никакие не
князья, они оказались атаманами шайки бандитов, и деньги, которые проигрывали, они привезли с последнего разбоя
в Туркестане. Они напали на
почту, шайка их перебила конвой, а они собственноручно зарезали почтовых чиновников, взяли ценности и триста тысяч новенькими бумажками, пересылавшимися
в казначейство. Оба они отправлены
в Ташкент, где их ждет виселица.
Католичество возвысило человеческую стихию,
почти обоготворило ее
в лице папы и
князей церкви и принизило ее, втоптало все человеческое
в грязь
в лице мирян, людей вообще.
Под конец
князь почти испугался и назначил генералу свидание на завтра
в этот же час. Тот вышел с бодростью, чрезвычайно утешенный и
почти успокоенный. Вечером,
в седьмом часу,
князь послал попросить к себе на минутку Лебедева.
— Извините,
князь, — горячо вскричал он, вдруг переменяя свой ругательный тон на чрезвычайную вежливость, — ради бога, извините! Вы видите,
в какой я беде! Вы еще
почти ничего не знаете, но если бы вы знали все, то наверно бы хоть немного извинили меня; хотя, разумеется, я неизвиним…
На вопрос
князя: когда именно заходил Рогожин, капитанша назвала
почти тот самый час,
в который видела будто бы его сегодня,
в своем саду, Настасья Филипповна.
Затем,
почти после полугодового молчания, Евгений Павлович уведомил свою корреспондентку, опять
в длинном и подробном письме, о том, что он, во время последнего своего приезда к профессору Шнейдеру,
в Швейцарию, съехался у него со всеми Епанчиными (кроме, разумеется, Ивана Федоровича, который, по делам, остается
в Петербурге) и
князем Щ.
По их толкованию, молодой человек, хорошей фамилии,
князь,
почти богатый, дурачок, но демократ и помешавшийся на современном нигилизме, обнаруженном господином Тургеневым,
почти не умеющий говорить по-русски, влюбился
в дочь генерала Епанчина и достиг того, что его приняли
в доме как жениха.
Так, нам совершенно известно, что
в продолжение этих двух недель
князь целые дни и вечера проводил вместе с Настасьей Филипповной, что она брала его с собой на прогулки, на музыку; что он разъезжал с нею каждый день
в коляске; что он начинал беспокоиться о ней, если только час не видел ее (стало быть, по всем признакам, любил ее искренно); что слушал ее с тихою и кроткою улыбкой, о чем бы она ему ни говорила, по целым часам, и сам ничего
почти не говоря.
Это будет час мой, и я бы не желал, чтобы нас мог прервать
в такую святую минуту первый вошедший, первый наглец, и нередко такой наглец, — нагнулся он вдруг к
князю со странным, таинственным и
почти испуганным шепотом, — такой наглец, который не стоит каблука… с ноги вашей, возлюбленный
князь!
Весь
почти час пути он говорил один, задавал вопросы, сам разрешал их, пожимал руку
князя и по крайней мере
в том одном убедил
князя, что его он и не думает подозревать
в чем-нибудь.
— А я и не примечаю-с, хе-хе! И представьте себе, многоуважаемый
князь, — хотя предмет и не достоин такого особенного внимания вашего, всегда-то карманы у меня целехоньки, а тут вдруг
в одну ночь такая дыра! Стал высматривать любопытнее, как бы перочинным ножичком кто прорезал; невероятно почти-с.
— Да, да; да, да, — качал головою
князь, начиная краснеть, — да, это
почти что ведь так; и знаете, я действительно
почти всю ночь накануне не спал,
в вагоне, и всю запрошлую ночь, и очень был расстроен…
Обратив, наконец, на это внимание,
князь подивился, что
в эти два дня, при случайных встречах с Лебедевым, он припоминал его не иначе как
в самом сияющем расположении духа и всегда
почти вместе с генералом.
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров
в Гороховую и стали подходить к дому Рогожина, у
князя стали опять подсекаться ноги, так что
почти трудно было уж и идти. Было уже около десяти часов вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и
в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы.
Князь подошел к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой.
Князь перешел к нему на крыльцо.
Когда Ганя входил к
князю, то был
в настроении враждебном и
почти отчаянном; но между ним и
князем было сказано будто бы несколько каких-то слов, после чего Ганя просидел у
князя два часа и все время рыдал прегорько.
Почти всё общество, — туземцы, дачники, приезжающие на музыку, — все принялись рассказывать одну и ту же историю, на тысячу разных вариаций, о том, как один
князь, произведя скандал
в честном и известном доме и отказавшись от девицы из этого дома, уже невесты своей, увлекся известною лореткой, порвал все прежние связи и, несмотря ни на что, несмотря на угрозы, несмотря на всеобщее негодование публики, намеревается обвенчаться на днях с опозоренною женщиной, здесь же
в Павловске, открыто, публично, подняв голову и смотря всем прямо
в глаза.
Генеральша была ревнива к своему происхождению. Каково же ей было, прямо и без приготовления, услышать, что этот последний
в роде
князь Мышкин, о котором она уже что-то слышала, не больше как жалкий идиот и
почти что нищий, и принимает подаяние на бедность. Генерал именно бил на эффект, чтобы разом заинтересовать, отвлечь все как-нибудь
в другую сторону.
По настоянию Аглаи
князь должен был рассказать тотчас же и даже
в большой подробности всю историю прошлой ночи. Она торопила его
в рассказе поминутно, но сама перебивала беспрерывными вопросами, и
почти всё посторонними. Между прочим, она с большим любопытством выслушала о том, что говорил Евгений Павлович, и несколько раз даже переспросила.
Скрип тихих шагов на песке аллеи заставил его поднять голову. Человек, лицо которого трудно было различить
в темноте, подошел к скамейке и сел подле него.
Князь быстро придвинулся к нему,
почти вплоть, и различил бледное лицо Рогожина.
— Напротив, даже очень мило воспитан и с прекрасными манерами. Немного слишком простоват иногда… Да вот он и сам! Вот-с, рекомендую, последний
в роде
князь Мышкин, однофамилец и, может быть, даже родственник, примите, обласкайте. Сейчас пойдут завтракать,
князь, так сделайте
честь… А я уж, извините, опоздал, спешу…
Странно:
князь начал ему вдруг, с радости, рассказывать, лепеча и
почти не договаривая слов, как он ждал его сейчас
в коридоре,
в трактире.
Сначала, дескать,
князь почтил его своею доверенностью
в делах с известным «персонажем» (с Настасьей Филипповной); но потом совсем разорвал с ним и отогнал его от себя со срамом, и даже до такой обидной степени, что
в последний раз с грубостью будто бы отклонил «невинный вопрос о ближайших переменах
в доме».
Но если Ганя и
в самом деле ждал целого рода нетерпеливых вопросов, невольных сообщений, дружеских излияний, то он, конечно, очень ошибся. Во все двадцать минут его посещения
князь был даже очень задумчив,
почти рассеян. Ожидаемых вопросов, или, лучше сказать, одного главного вопроса, которого ждал Ганя, быть не могло. Тогда и Ганя решился говорить с большою выдержкой. Он, не умолкая, рассказывал все двадцать минут, смеялся, вел самую легкую, милую и быструю болтовню, но до главного не коснулся.
— Как? — остановился вдруг
князь, — да что ты! Я
почти шутил, а ты так серьезно! И к чему ты меня спросил: верую ли я
в бога?
Князь вышел и некоторое время ходил
в раздумье по тротуару. Окна комнат, занимаемых Рогожиным, были все заперты; окна половины, занятой его матерью,
почти все были отперты; день был ясный, жаркий;
князь перешел через улицу на противоположный тротуар и остановился взглянуть еще раз на окна: не только они были заперты, но
почти везде были опущены белые сторы.
Это правда, что он бывал иногда даже слишком наивен и назойлив
в своем любопытстве; но
в то же время это был человек довольно хитрый и извилистый, а
в некоторых случаях даже слишком коварно-молчаливый; беспрерывными отталкиваниями
князь почти приготовил
в нем себе врага.
— По-братски и принимаю за шутку; пусть мы свояки: мне что, — больше
чести. Я
в нем даже и сквозь двухсот персон и тысячелетие России замечательнейшего человека различаю. Искренно говорю-с. Вы,
князь, сейчас о секретах заговорили-с, будто бы, то есть, я приближаюсь, точно секрет сообщить желаю, а секрет, как нарочно, и есть: известная особа сейчас дала знать, что желала бы очень с вами секретное свидание иметь.
Два давешних глаза, те же самые, вдруг встретились с его взглядом. Человек, таившийся
в нише, тоже успел уже ступить из нее один шаг. Одну секунду оба стояли друг перед другом
почти вплоть. Вдруг
князь схватил его за плечи и повернул назад, к лестнице, ближе к свету: он яснее хотел видеть лицо.