— Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столицах, а
в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что был.
Неточные совпадения
Он доказывал, что бедность России происходит не только от неправильного распределения поземельной собственности и ложного направления, но что этому содействовали
в последнее время ненормально привитая России внешняя цивилизация,
в особенности пути сообщения, железные дороги, повлекшие за собою централизацию
в городах, развитие роскоши и вследствие того,
в ущерб земледелию, развитие
фабричной промышленности, кредита и его спутника — биржевой игры.
Интересовался также
городами, граничащими с ней, особенно
фабричными районами. Когда он ездил на любимую им рыбную ловлю, то
в деревнях и селах дружил с жителями, каким-то чутьем угадывая способных, и делал их своими корреспондентами.
Он волновался страшно, дрожал, скрежетал зубами, и раз, когда городских гнали
фабричные по полю к
городу, он, одетый
в нагольный тулуп и самоедскую шапку, выскочил из саней, пересек дорогу бегущим и заорал своим страшным голосом...
В городе у Алексея и жены его приятелей не было, но
в его тесных комнатах, похожих на чуланы, набитые ошарканными, старыми вещами, собирались по праздникам люди сомнительного достоинства: золотозубый
фабричный доктор Яковлев, человек насмешливый и злой; крикливый техник Коптев, пьяница и картёжник; учитель Мирона, студент, которому полиция запретила учиться; его курносая жена курила папиросы, играла на гитаре.
Несмотря на то, что день был прекрасный, народ не выходил гулять; девки не собирались песни петь, ребята
фабричные, пришедшие из
города, не играли ни
в гармонию, ни
в балалайки, и с девушками не играли.
По мере того как чуткое ухо ловило его яснее, он принимал все более определенные, хотя и призрачные формы: то будто мерно звенел знакомый с детства колокол
в родном
городе, то гудел
фабричный свисток, который я слышал из своей студенческой квартиры
в Петербурге…
По большим и малым
городам, по
фабричным и промысловым селеньям Вели́ка пречиста честно́ и светло празднуется, но там и
в заводе нет ни дожинных столов, ни обрядных хороводов, зато к вечеру харчевни да кабаки полнехоньки, а где торжок либо ярманка, там от пьяной гульбы, от зычного крику и несвязных песен — кто во что горазд — до полуночи гам и содом стоят, далеко́ разносясь по окрестностям. То праздничанье не русское.
В самой Москве были приняты следующие гигиенические меры:
в черте
города было запрещено хоронить и приказано умерших отвозить на вновь устроенные кладбища, число которых возросло до десяти, кроме того, велено погребать
в том платье,
в котором больные умерли.
Фабричным с суконных фабрик было приказано явиться
в карантин, неявившихся велено бить плетьми. Сформирован был батальон сторожей из городских обывателей и наряжен
в особые костюмы.
Оказалось, что чуму занес
в Баратово из Москвы один
фабричный, уроженец села. Отправляясь домой из зачумленного
города, он не утерпел и купил жене
в подарок кокошник, принадлежавший, по-видимому, умершей от этой страшной болезни. Первою жертвою чумы пала жена этого
фабричного, затем его четверо детей и, наконец, он сам.