Неточные совпадения
Выпитые две рюмки водки с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал себя и
тепло и легко, точно он всегда жил
в Заполье и попал
в родную семью. Все пили и ели, как
в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему
в лицо своими выцветшими глазами.
Закусив
в трактире, я пошел на базар, где сменял шинель, совершенно новую, из гвардейского сукна, шитую мне отцом перед поступлением
в училище, и такой же мундир из хорошего сукна на ватное потрепанное пальто; кепи сменял, прибавив полтину, на ватную старую шапку и, поддев вниз
теплую душегрейку, посмотрел: зимогор!
— Засыплет, такая сила! Половина второго теперь… без пяти минут половина. Засыплет, брат!.. Ты вот теперь
в трактир пойдёшь,
в тепло, а я тут до шести часов торчать должен… Гляди, сколько тебе навалило на ящик-то…
— Берегись! — крикнули ему. Чёрная морда лошади мелькнула у его лица и обдала его
тёплым дыханием… Он прыгнул
в сторону, прислушался к ругани извозчика и пошёл прочь от
трактира.
— Боишься? — спросил Маклаков, но первый шагнул с тротуара на мёрзлую грязь улицы. — Напрасно боишься, — эти люди, с песнями о боях, смирные люди. Звери не среди них… Хорошо бы теперь посидеть
в тепле,
в трактире… а всё закрыто! Всё прекращено, брат…
Миловзоров. Ну, что за вздор!
В трактире хорошо зимой. На дворе вьюга или мороз, квартиры у нас, по большей части, сырые или холодные;
в трактире светло и
тепло.
Утром каждого дня,
тепло и удобно одетый, с ящиком мелкого товара на груди, он являлся
в один из
трактиров, где собирались шпионы,
в полицейский участок или на квартиру товарища по службе, там ему давали простые, понятные задачи: ступай
в такой-то дом, познакомься с прислугой, расспроси, как живут хозяева.
Измученный бессонными ночами, проведенными на улицах, скоро он заснул, вытянувшись во весь рост. Такой роскоши — вытянуться всем телом,
в тепле — он давно не испытывал. Если он и спал раньше, то где-нибудь сидя
в углу
трактира или грязной харчевни, скорчившись
в три погибели…
В рядах, под сводами каменной галерейки, зазвенели железные болты на дверях и окнах, и всякий огонь окна становился
теплее и ярче по мере того, как сгущался на глазах быстрый и суровый сумрак; как ряды пассажирских вагонов, поставленных один на другой, светился огнями высокий
трактир, и
в открытое окно разорванно и непонятно, но зазывающе бубнил и вызвякивал орган.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели
в трактире, — но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где
тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, — как будете встревожены вы, если вам скажут, что
в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.
В трактире было
тепло, вкусно щекотал ноздри сытный запах, дымок махорки колебался тонким синим облаком.
В углу открыто окно, и, покачивая лиловые сережки фуксии, шевеля остренькие листы растения, с улицы свободно втекал хмельной шум ясного весеннего дня.
В трактире душно, накурено, но
тепло; на улице мокро, холодно и темно.
Кончив кое-как часы, недовольный и сердитый, он поехал
в Шутейкино. Еще осенью землекопы рыли около Прогонной межевую канаву и прохарчили
в трактире 18 рублей, и теперь нужно было застать
в Шутейкине их подрядчика и получить с него эти деньги. От
тепла и метелей дорога испортилась, стала темною и ухабистою и местами уже проваливалась; снег по бокам осел ниже дороги, так что приходилось ехать, как по узкой насыпи, и сворачивать при встречах было очень трудно. Небо хмурилось еще с утра, и дул сырой ветер…
Мельник со своей подругой уселись
в тёмном углу, у двери
в маленькую комнатку, им хорошо был виден весь
трактир, освещённый пятью стенными лампами. Их стол стоял у открытого окна; с улицы на них веял
тёплый ветер, густой от смешанных запахов.
На извозчиках и
в своих экипажах проезжали закутанные фигуры, быстро катясь по мокрой глади проспекта; даже неисправимые петербургские возницы, — о, чудо! — усердно подгоняли своих кляч, видимо, мечтая о
теплом уголке
трактира и горячем чае.