Неточные совпадения
Она боялась впасть во что-нибудь похожее на обломовскую апатию. Но как она ни старалась сбыть с души эти мгновения периодического оцепенения, сна души, к ней нет-нет да подкрадется сначала греза счастья, окружит ее голубая ночь и окует дремотой, потом опять настанет задумчивая остановка, будто отдых жизни, а затем… смущение, боязнь, томление, какая-то глухая грусть, послышатся какие-то смутные,
туманные вопросы
в беспокойной
голове.
Ему пришла
в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и
голая, как степь, скука лежит
в самой жизни, как лежат
в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и
туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись
в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых орехов, с
голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства — жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются
в глубоких зеркалах, вершины которых теряются
в туманной высоте.
А
в середине карты —
в каком-то
туманном клубке виднелась
голова на тонкой извивающейся шее, и колющие глаза остро глядели на меня
в ожидании ответа…
В голове пожилого господина бродили мысли, призрачные, как эти мглистые тучи… Обрывки прошлого, обрывки настоящего и
туманная мгла впереди. Все громоздилось
в голове, покрывало друг друга. Общий фон был неясен, зато отдельные мысли выступали порой так раздражительно ярко, что однажды он сказал громко...
Ротмистр Порохонцев ухватился за эти слова и требовал у врача заключения; не следует ли поступок Ахиллы приписать началу его болезненного состояния? Лекарь взялся это подтвердить. Ахилла лежал
в беспамятстве пятый день при тех же
туманных, но приятных представлениях и
в том же беспрестанном ощущении сладостного зноя. Пред ним на утлом стульчике сидел отец Захария и держал на
голове больного полотенце, смоченное холодною водой. Ввечеру сюда пришли несколько знакомых и лекарь.
Наступило утро, холодное,
туманное петербургское утро, пропитанное сыростью и болотными миазмами. Конечно, все дело было
в том номере «Нашей газеты»,
в котором должен был появиться мой отчет. Наконец, звонок, Федосья несет этот роковой номер… У меня кружилась
голова, когда я развертывал еще не успевшую хорошенько просохнуть газету. Вот политика, телеграммы, хроника, разные известия.
И, подняв стакан против луны, посмотрел на мутную влагу
в нём. Луна спряталась за колокольней, окутав её серебряным
туманным светом и этим странно выдвинув из тёплого сумрака ночи. Над колокольней стояли облака, точно грязные заплаты, неумело вшитые
в синий бархат. Нюхая землю, по двору задумчиво ходил любимец Алексея, мордастый пёс Кучум; ходил, нюхал землю и вдруг, подняв
голову в небо, негромко вопросительно взвизгивал.
Челкаш крякнул, схватился руками за
голову, качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал лицом
в песок. Гаврила замер, глядя на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал поднять
голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над
туманной степью висела мохнатая черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая на песок, сливаясь с него и снова взбегая. Пена шипела, и брызги воды летали по воздуху.
Было ясно — он не хотел говорить. Полагая, что такое настроение не продлится у него долго, я не стал надоедать ему вопросами. Он весь день молчал, только по необходимости бросая мне краткие слова, относящиеся к работе, расхаживал по пекарне с понуренной
головой и всё с теми же
туманными глазами, с какими пришел.
В нем точно погасло что-то; он работал медленно и вяло, связанный своими думами. Ночью, когда мы уже посадили последние хлебы
в печь и, из боязни передержать их, не ложились спать, он попросил меня...
И
в это время сам всякого красавца краше, потому что ростом он был умеренный, но стройный, как сказать невозможно, носик тоненький и гордый, а глаза ангельские, добрые, и густой хохолок прекрасиво с
головы на глаза свешивался, — так что глядит он, бывало, как из-за
туманного облака.
Во рту у него горело,
в ногах и руках стояли тянущие боли,
в отяжелевшей
голове бродили
туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры.
Кругом грозными великанами теснились скалы… Они казались призрачными стражами наэлектризованной душной ночи… От цветов, что росли
в низинах, поднимался сюда,
в горы, дурманящий, как мускус, пряный аромат, кружа
голову и тревожа воображение неясными образами и
туманными грезами.
Лицо бледнело,
в голове становилось все
туманнее.
В страшной тоске он поднимал тяжелую
голову, взглядывал на фонарь,
в лучах которого кружились тени и
туманные пятна, хотел просить воды, но высохший язык едва шевелился и едва хватало силы отвечать на вопросы чухонца.
Климов
в отчаянии уткнулся лицом
в угол дивана, обхватил руками
голову и стал опять думать о сестре Кате и денщике Павле, но сестра и денщик смешались с
туманными образами, завертелись и исчезли.
То, что они пели, и раньше приходило ему
в голову, но эта мысль сидела у него как-то позади других мыслей и мелькала робко, как далекий огонек
в туманную погоду.
В Кремле звонили ко всенощной.
Туманная муть стояла
в воздухе. Ручейки вяло, будто засыпая, ползли среди грязного льда. И проходили мимо темные, сумрачные люди. Мне не хотелось возвращаться домой к своей тоске, но и здесь она была повсюду. Тупо шевелились
в голове обрывки мыслей, грудь болела от табаку и все-таки я курил непрерывно; и казалось, легкие насквозь пропитываются той противною коричневою жижею, какая остается от табаку
в сильно прокуренных мундштуках.
Глаза его закрывались, и
в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел
голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он
в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же
туманную темноту.