Неточные совпадения
В сопровождении боцмана Грэй осмотрел корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос [Штуртрос — цепной, из троса или комбинированный, привод от рулевого колеса к румпелю.], почистить клюзы, переменить кливер [Кливер — косой парус впереди фок-мачты.], просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести
трюм. Но дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
— Изумительно, — сказал Грэй. — Всем вам отведено место
в трюме, который на этот раз, значит, будет погружен разными «скерцо», «адажио» и «фортиссимо». Разойдитесь. Пантен, снимайте швартовы, трогайтесь. Я вас сменю через два часа.
Весь день на крейсере царило некое полупраздничное остолбенение; настроение было неслужебное, сбитое — под знаком любви, о которой говорили везде — от салона до машинного
трюма; а часовой минного отделения спросил проходящего матроса: «Том, как ты женился?» — «Я поймал ее за юбку, когда она хотела выскочить от меня
в окно», — сказал Том и гордо закрутил ус.
Никто не мог уговорить его везти мыло, гвозди, части машин и другое, что мрачно молчит
в трюмах, вызывая безжизненные представления скучной необходимости.
А ясно — только
в трюм лишь стоит заглянуть,
Что кораблю часа́ не дотянуть.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь
в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из
трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ». На палубе
в два ряда стояло десять человек, они быстро перебирали
в руках две веревки, спущенные
в трюм, а из
трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее по палубе к сходням на берег.
С наступлением тихой погоды хотели наконец, посредством японских лодок, дотащить кое-как пустой остов до бухты — и все-таки чинить. Если фрегат держался еще на воде
в тогдашнем своем положении, так это, сказывал адмирал, происходило, между прочим, оттого, что систерны
в трюме, обыкновенно наполненные пресной водой, были тогда пусты, и эта пустота и мешала ему погрузиться совсем.
И теперь еще, при конце плавания, я помню то тяжелое впечатление, от которого сжалось сердце, когда я
в первый раз вглядывался
в принадлежности судна, заглянул
в трюм,
в темные закоулки, как мышиные норки, куда едва доходит бледный луч света чрез толстое
в ладонь стекло.
«Что нового?» — спросил я Фаддеева, который пришел будить меня. «Сейчас на якорь будем становиться, — сказал он, — канат велено доставать».
В самом деле, я услышал приятный для утомленного путешественника звук: грохотанье доставаемого из
трюма якорного каната.
В кают-компании,
в батарейной палубе вода лилась ручьями и едва успевала стекать
в трюм.
Барон выглянул из своей каюты и закричал на дневальных, чтоб сводили воду шваброй
в трюм.
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции
в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго
в каюте, я вышел часов
в пять после обеда на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
Несколько часов продолжалось это возмущение воды при безветрии и наконец стихло. По осмотре фрегата он оказался весь избит.
Трюм был наполнен водой, подмочившей провизию, амуницию и все частное добро офицеров и матросов. А главное, не было более руля, который, оторвавшись вместе с частью фальшкиля, проплыл,
в числе прочих обломков, мимо фрегата — «продолжать берег», по выражению адмирала.
После тюрем, арестантского вагона и пароходного
трюма в первое время чистые и светлые чиновницкие комнаты кажутся женщине волшебным замком, а сам барин — добрым или злым гением, имеющим над нею неограниченную власть; скоро, впрочем, она свыкается со своим новым положением, но долго еще потом слышатся
в ее речи тюрьма и пароходный
трюм: «не могу знать», «кушайте, ваше высокоблагородие», «точно так».
Еще
в трюме парохода многие арестанты пишут домой, что на Сахалине и тепло, и земли много, и хлеб дешевый, и начальство доброе; из тюрьмы они пишут то же самое, иногда по нескольку лет, придумывая всё новые соблазны, и расчет их на темноту и легковерие жен, как показали факты, часто оправдывается.
[Продолжительное пребывание
в центральных тюрьмах и пароходных
трюмах располагает к заболеванию цингой, и случалось, что арестанты заболевали целыми партиями вскоре по прибытии на остров.
Обыкновенно побег задумывается еще
в пароходном
трюме или
в амурской барже, когда каторжных везут на Сахалин; по пути старики бродяги, уже бегавшие с каторги, знакомят молодых с географией острова, с сахалинскими порядками, с надзором и с теми благами и лишениями, какие сулит побег из Сахалина.
Если бы
в пересыльных тюрьмах и затем
в пароходных
трюмах бродяг держали отдельно от новичков, то последние, быть может, не торопились бы так с побегом.
— Да уж так-с… из политики дело-с. А мы с ним там,
в местечке Париже-с, у мадам Жубер-с, англицкую
трюму разбили-с.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился
в корабельный
трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот
трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб не страдая ни о ком,
Себя сгубить,
В угаре пьяном.
Девушке нравилось здесь все — и затхлый, застоявшийся воздух, пропитанный запахом свежей краски от декораций, керосином и еще какой-то гнилой дрянью, и беспорядочность закулисной обстановки, и общая бестолковая суматоха, точно она попала
в трюм какого-то громадного корабля, который уносил ее
в счастливую даль.
Крупные камские бабы и девки таскали с берега дрова на длинных носилках. Изгибаясь под лямками, упруго пританцовывая, пара за парой они шли к
трюму кочегарни и сбрасывали полсажени поленьев
в черную яму, звонко выкрикивая...
Я спал около машинного
трюма, на столе, на котором мыл посуду, и когда проснулся от выстрела и сотрясения, на палубе было тихо,
в машине горячо шипел пар, часто стучали молотки. Но через минуту все палубные пассажиры разноголосно завыли, заорали, и сразу стало жутко.
Однажды за полночь что-то лопнуло
в машине, выстрелив, как из пушки. Палуба сразу заволоклась белым облаком пара, он густо поднимался из машинного
трюма, курился во всех щелях; кто-то невидимый кричал оглушительно...
— Оно было бы еще лучше, — сказал Бутлер, — для нас, конечно, если бы могло брать больше груза. Один
трюм. Но и тот рассчитан не для грузовых операций. Мы кое-что сделали, сломав внутренние перегородки, и тем увеличили емкость, но все же грузить более двухсот тонн немыслимо. Теперь, при высокой цене фрахта, еще можно существовать, а вот
в прошлом году Гез наделал немало долгов.
Согласившись, я посидел на
трюме, затем прошел
в кухню за крылом паруса.
— Насильно?! — сказала она, тихо и лукаво смеясь. — О нет, нет! Никто никогда не мог удержать меня насильно где бы то ни было. Разве вы не слышали, что кричали вам с палубы? Они считают вас хитрецом, который спрятал меня
в трюме или еще где-нибудь, и поняли так, что я не хочу бросить вас одного.
— Вы меня ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш слуга. Вы сели мне на шею, а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я мог бы заковать вас и бросить
в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не головой вниз — я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
Я его хотел расстрелять, запер
в трюм, а он, черт его знает как, пропал с корабля…
Гришка сидел на корме челнока и, свесив смуглые худые ноги свои через борт, болтал ими
в воде. Ваня сидел между тем
в трюме, и наружу выглядывало только свежее, румяное личико его. Белокурая голова мальчика, освещенная палящими лучами полуденного солнца, казалась еще миловиднее и нежнее посреди черных, грубо высмоленных досок палубы.
Спустившись
в трюмы, бабы насыпали рожь
в мешки, мужики, вскидывая мешки на плечи, бегом бегали по сходням на берег, а от берега к селу медленно потянулись подводы, тяжело нагруженные долгожданным хлебом.
Фома вслушался
в песню и пошел к ней на пристань. Там он увидал, что крючники, вытянувшись
в две линии, выкатывают на веревках из
трюма парохода огромные бочки. Грязные,
в красных рубахах с расстегнутыми воротами,
в рукавицах на руках, обнаженных по локоть, они стояли над
трюмом и шутя, весело, дружно,
в такт песне, дергали веревки. А из
трюма выносился высокий, смеющийся голос невидимого запевалы...
Бурлаки живым роем копошились по палубам, всякий старался подальше спрятать свою котомку
в трюме. Порша при таком благоприятном случае, конечно, свирепствовал, отплевывался, бросал свою шляпу на палубу, ругался, стонал.
Они, точно
в бой, бросились на палубу и
в трюмы затонувшей баржи, — с гиком, ревом, с прибаутками.
Он проснулся первым, тревожно оглянулся вокруг, сразу успокоился и посмотрел на Гаврилу, еще спавшего. Тот сладко всхрапывал и во сне улыбался чему-то всем своим детским, здоровым, загорелым лицом. Челкаш вздохнул и полез вверх по узкой веревочной лестнице.
В отверстие
трюма смотрел свинцовый кусок неба. Было светло, но по-осеннему скучно и серо.
Стоя под парами, тяжелые гиганты-пароходы свистят, шипят, глубоко вздыхают, и
в каждом звуке, рожденном ими, чудится насмешливая нота презрения к серым, пыльным фигурам людей, ползавших по их палубам, наполняя глубокие
трюмы продуктами своего рабского труда.
Когда я путался с Гарлеем Рупором (он отчалил шесть лет назад, простреленный картечью навылет) — не было ничего подобного: каждый, кто хотел, шел
в трюм, где, бывало, десятками стояли хорошие фермерские быки, разряжал револьвер
в любое животное и брал тот кусок, который ему нравился.
Елена. Нет, нет, мой сон вещий. Будто мы все ехали на корабле
в Америку и сидим
в трюме. И вот шторм. Ветер воет. Холодно-холодно. Волны. А мы
в трюме. Вода поднимается к самым ногам… Влезаем на какие-то нары. И вдруг крысы. Такие омерзительные, такие огромные. Так страшно, что я проснулась.
Обширная камера под низко нависшим потолком… Свет проникает днем сквозь небольшие люки, которые выделяются на темном фоне, точно два ряда светлых пуговиц, все меньше и меньше, теряясь на закругленных боках пароходного корпуса.
В середине
трюма оставлен проход вроде коридора; чугунные столбы и железная решетка отделяют этот коридор от помещения с нарами для арестантов.
В проходе, опершись на ружья, стоят конвойные часовые. По вечерам тут же печально вытянутою линией тускло горят фонари.
И
в ту самую ночь, когда пароход шлепал колесами по спокойному морю, дробясь
в мрачной зыбучей глубине своими огнями, когда часовые, опершись на ружья, дремали
в проходах
трюма и фонари, слегка вздрагивая от ударов никогда не засыпавшей машины, разливали свой тусклый, задумчивый свет
в железном коридоре и за решетками… когда на нарах рядами лежали серые неподвижные фигуры спавших арестантов, — там, за этими решетками, совершалась безмолвная драма.
«Есть!» — и вслед за этим ответом
в арестантское помещение были бы пущены из машины струи горячего пара, точно
в щель с тараканами. Это страшное средство предотвращало всякую возможность общего бесчинства со стороны серого населения пароходного
трюма.
О, как легко вздохнули бы идеалистические философы, если бы можно было на самом деле как-нибудь «отмыслить» и устранить слепую Empfindung [Ощущение (нем.)], мертвым балластом лежащую
в трюме «Критики чистого разума».
«Но полузатопленное судно не шло ко дну: вероятно, пустые бочки, бывшие
в трюме, спасли нас», — вставил капитан, — и надежда закралась
в сердца моряков, надежда, что вот-вот на горизонте покажется парус судна, которое заметит погибавших.
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с
трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры
в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко не
в полном количестве.
Он был на кубрике,
в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался
в трюм и нюхал там трюмную воду, заглянул
в подшкиперскую,
в крюйт-камеру,
в лазарет, где не было ни одного больного,
в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя слова, ни к кому не обращаясь с вопросом, водил пальцем
в белоснежной перчатке по частям машины и глядел потом на перчатку, возбуждая трепет и
в старшем офицере и старшем механике.
В жилой, освещенной несколькими фонарями палубе,
в тесном ряду подвешенных на крючки парусиновых коек, спали матросы. Раздавался звучный храп на все лады. Несмотря на пропущенные
в люки виндзейли [Виндзейль — длинная парусиновая труба с металлическими или деревянными обручами. Ставится
в жилые помещения или
в трюм вместо вентилятора.], Володю так и охватило тяжелым крепким запахом. Пахло людьми, сыростью и смолой.
Бедный Андрей Николаевич с раннего утра носился по корвету и вместе с боцманом Федотовым заглядывал
в самые сокровенные уголки жилой палубы, машинного отделения и
трюма.
— Наказать их следует, это, положим, — согласился Бастрюков, — но какое он наказание придумает?.. Разве
в трюм посадит…
Нечего и прибавлять, что то же самое происходило и внизу:
в жилой палубе, на кубрике,
в машинном отделении,
в трюме, — словом, везде, куда только могла проникнуть матросская рука с голиком и долететь крылатое словечко боцманов и унтер-офицеров.