Неточные совпадения
Василий Назарыч, отстаивая образование
детей, незаметно сам втянулся
в новую
среду, вошел
в сношения с новыми людьми, и на его половине окончательно поселился дух новшеств.
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти
дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было глядеть на этих
детей, а когда заставляют быть
в их
среде», — пишет она
в одном письме из деревни, куда княгиня уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три рассказывают, как их покойники были
в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
Когда Микрюков отправился
в свою половину, где спали его жена и
дети, я вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то
в Палеве,
в этом конце света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно —
среда сегодня или четверг…
Было одно неудобство, немного портившее квартиру: ее отдаленность от центра и то, что
в гимназию
детям путь лежал через грязную площадь, на которой по
средам и пятницам раскидывался базар, наезжали мужики с сеном и лыками, пьянствовали по трактирам и безобразничали.
С самого появления своего на белый свет,
в самые первые впечатлительные годы жизни люди нового поколения окружены все-таки
средою, которая не мыслит, не движется нравственно, о мысли всякого рода думает как о дьявольском наваждении и бессознательно-практически гнет и ломает волю
ребенка.
Как все мы, воспитанные на жирной излишней пище, изнеженные, без физического труда и со всеми возможными соблазнами для воспаления чувственности, и
в среде таких же испорченных
детей, мальчики моего возраста научили меня пороку, и я отдался ему.
По приезде
в Петербург цесаревна тотчас приобрела большую популярность
в среде гвардейских солдат, вступила с ними
в такие сношения,
в каких находилась прежде со слобожанами Покровской слободы: крестила у них
детей, бывала на их свадьбах; солдат именинник приходил к ней, по старому обычаю, с именинным пирогом и получал от нее подарки и чарку анисовки, которую, как хозяйка, Елизавета и сама выпивала за здоровье именинника.
В детстве его учила молиться мать, которая была глубоко религиозная женщина и сумела сохранить чистую веру среди светской шумной жизни, где религия хотя и исполнялась наружно, но не жила
в сердцах исполнителей и даже исполнительниц. Князь помнил, что он когда-то
ребенком, а затем мальчиком любил и умел молиться, но с летами,
в товарищеской
среде и
в великосветском омуте тогдашнего Петербурга, утратил эту способность.
Та безукоризненная, по мнению многих, «деревенская
среда», где будто нравы очень чисты, настигла свое
дитя в его городском приюте.