Неточные совпадения
Лонгрен выслушал
девочку, не перебивая, без улыбки, и, когда она кончила, воображение быстро нарисовало ему неизвестного старика
с ароматической водкой
в одной руке и игрушкой
в другой. Он отвернулся, но, вспомнив, что
в великих
случаях детской жизни подобает быть человеку серьезным и удивленным, торжественно закивал головой, приговаривая...
Глагол — выдумывать, слово — выдумка отец Лидии произносил чаще, чем все другие знакомые, и это слово всегда успокаивало, укрепляло Клима. Всегда, но не
в случае с Лидией, —
случае, возбудившем у него очень сложное чувство к этой
девочке.
Это говорил Алемпиев собеседник. При этих словах во мне совершилось нечто постыдное. Я мгновенно забыл о
девочке и
с поднятыми кулаками,
с словами: «Молчать, подлый холуй!» — бросился к старику. Я не помню, чтобы со мной случался когда-либо такой припадок гнева и чтобы он выражался
в таких формах, но очевидно, что крепостная практика уже свила во мне прочное гнездо и ожидала только
случая, чтобы всплыть наружу.
А на меня не дивитесь: мне до того, наконец, надоели все эти невинности, все эти Алешины пасторали, вся эта шиллеровщина, все эти возвышенности
в этой проклятой связи
с этой Наташей (впрочем, очень миленькой
девочкой), что я, так сказать, поневоле рад
случаю над всем этим погримасничать.
Девочка отмалчивалась
в счастливом
случае или убегала от своей мучительницы со слезами на глазах. Именно эти слезы и нужны были Раисе Павловне: они точно успокаивали
в ней того беса, который мучил ее. Каждая ленточка, каждый бантик, каждое грязное пятно, не говоря уже о мужском костюме Луши, — все это доставляло Раисе Павловне обильный материал для самых тонких насмешек и сарказмов. Прозоров часто бывал свидетелем этой травли и относился к ней
с своей обычной пассивностью.
И странное дело! Каждая из воспитанниц N-ского приюта, двух его старших отделений, по крайней мере, теснившихся вокруг новенькой, чувствовала непреодолимое, жгучее желание
в глубине сильно бьющегося сердечка быть избранной этой обаятельной
девочкой, этой барышней
с головы до ног, игрой слепого
случая попавшей
в коричневые стены ремесленного учебного заведения.
«Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет все равно, жить или не жить, тот будет новый человек». Может быть,
в таком
случае все убьют себя, но — «это все равно. Обман убьют». Придет этот новый человек и научит, что все хороши и все хорошо. Кто
с голоду умрет, кто обесчестит
девочку, кто размозжит голову за ребенка и кто не размозжит, — все хорошо.
Играть при актере, при авторе! Сначала у Таси дух захватило. Грушева, крикнув
в дверь, ушла
в столовую… Тася имела время приободриться. Пьесу она взяла
с собой «на всякий
случай». Книга лежала
в кармане ее шубки. Тася сбегала
в переднюю, и когда она была на пороге гостиной, из столовой вышли гости Грушевой за хозяйкой. За ними следом показалась высокая
девочка, лет четырнадцати,
в длинных косах и
в сереньком, еще полукоротком платье.
Симочка, как звали эту певицу подруги, или Серафима Николаевна Беловодова, была грациозная миниатюрная блондинка,
с тем льняным цветом волос, который, и то редко, бывает у маленьких
девочек и чуть ли
в единичных
случаях сохраняется у взрослых.
Несколько лет тому назад простой
случай открыл одного такого охотника, десятки же других остаются неуличенными. Двое рабочих, возвращаясь
с приисков, пришли
в ближайшее село и попросились переночевать
в доме зажиточного крестьянина. Дома была одна маленькая
девочка, которая не пустила их без старших
в избу, а проводила
в баню.
С того дня, когда
девочки застали их
в роще вдвоем и они были принуждены посвятить их
в тайну, Станислава Феликсовна назначала свиданья по вечерам, когда около пруда и
в роще было совершенно пустынно. Но они все-таки расставались до наступления сумерек, для того чтобы позднее возвращение Осипа не возбудило
в ком-нибудь подозрения. До сих пор Осип всегда был аккуратен, а сегодня мать ждала уже напрасно целый час. Задержал ли его
случай или же их тайна была открыта?
Трагического
в этих развязках никогда не было. Благодаря такту, сердоболию и щедрости Степаниды Васильевны все эти дела устраивались мирно и ладно, ко всеобщему удовольствию всех мало-мальски близких к девушке лиц. Исключение составлял единственный
случай с пятнадцатилетнею крестьянскою
девочкою, занявшей особенно сильное положение
в сердце Вишневского и оставившей ему сына и неприятный след
в его воспоминаниях.