Неточные совпадения
Я отдыхал
в этой
семье под эти рассказы, а с Ксенией Владимировной наши разговоры были о театре, о Москве, об
актерах, о Кружке.
Кончился тамбовский сезон. Почти все уехали
в Москву на обычный великопостный съезд
актеров для заключения контрактов с антрепренерами к предстоящим сезонам. Остались только друзья Григорьева да остался на неделю Вольский с
семьей. Ему не надо было ехать
в Москву: Григорьев уже пригласил его на следующую зиму; Вольского вообще приглашали телеграммами заранее.
Сезон закончили с адресом Григорьеву от публики и подарками кое-кому из
актеров. Григорьев с
семьей, Казаковы и Львов-Дитю, который вынес Сонечку на руках
в экипаж, выехали вечером, а мы, чтобы не обращать на себя внимания жителей, отправились
в ночь до солнечного восхода. Не хотели разочаровать публику, еще вчера любовавшуюся блестящими грандами, лордами, маркизами и рыцарями, еще вчера поднесшую десятирублевый серебряный портсигар с надписью: «Великолепному Н. П. Изорину от благодарного Моршанска».
Почти все поехали
в Москву на великопостный актерский съезд, а «свои» —
семья старых друзей-актеров — остались, и тут же была составлена маленькая труппа из десяти человек, с которой Григорьев обыкновенно ездил по ярмаркам и маленьким городкам.
Mать мою и сестер — ведь я первейший придворный
актер у нас считался —
в партер усадили
в углу, на скамейке вместе с
семьями камердинера и дворецкого.
На первых представлениях Малого театра, кроме настоящих театралов, бывало и именитое московское купечество; их
семьи блистали бриллиантами
в ложах бельэтажа и бенуара. Публика с оглядкой, купечески осторожная: как бы не зааплодировать невпопад. Публика невыгодная для
актеров и авторов.
При ней состояла целая большая
семья: отец-музыкант, сестра-танцовщица (
в которую масса студентов были влюблены) и братья — с малолетства музыканты и
актеры; жена одного из них, наша нижегородская театральная „воспитанница“ Пиунова, сделалась провинциальной знаменитостью под именем „Пиуновой-Шмидгоф“.
— Мало ли что
актеры предлагают? Вот автор теперь жалуется на них, что они
семь раз за его счет ужинали, а ему это сто рублей стоило, прошла же пьеса один раз и они же сами отказались дальше
в ней играть. Он их бранит на чем свет стоит, говорит, что они нарочно ее провалили, а с него ужины брали.
Я сам помню, как
в давние времена
в Киеве польский
актер Рекановский играл роль
в какой-то малороссийской пьесе, где после происшедшего
в семье горя жена начинает выть, а муж бросает ее за руку на пол и говорит: «Мовчи, бо скорбь велыка!» И после этих слов настала пауза, и театр замер, а потом из райка кто-то рыдающим голосом крикнул: «Эге! це не ваш Шекспыр!» И мнение о Шекспире было понижено до бесконечности.