Неточные совпадения
Одним из
представителей этого среднего рода людей был
в этот вечер один техник, полковник, серьезный человек, весьма близкий приятель князю Щ., и им же введенный к Епанчиным, человек, впрочем,
в обществе молчаливый и носивший на большом указательном пальце правой
руки большой и видный перстень, по всей вероятности, пожалованный.
Мне приятно было
в нем ощущать теплое сердце и какую-то готовность на деятельную жизнь — ее не всегда встретишь
в представителях нового поколения, которые мне попадают под
руку.
Митенька сделал прощальный знак
рукою и вышел. Но почтенные
представители долго еще не могли прийти
в себя от удивления. Все мнилось им, что это недаром, и что хотя Митенька ни слова не упомянул о пожертвовании, но пожертвование потребуется. Градской голова до такой степени был убежден
в этом, что, сходя с крыльца Митенькиной квартиры, обратился к своим сотоварищам и молвил...
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного
в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него
в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали
руку, ту
руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала
в карету, — до гостиной губернского предводителя,
в которой почтенный
представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как
в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя
в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить
в кавалерии и заниматься устройством имения, играют
в карты, держат француженок и ездят
в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Поэтому-то я и повторяю: оставим Энгельгардтам доказывать, что полеводство может приносить барыши, мы же, люди культурной массы, мы,
представители бюрократии, адвокатуры, шпицбалов и пр., будем отдыхать кийждо под смоковницей своей, с баснями Федра
в руках (все как будто классицизмом припахивает).
Возле дилетантов доживают свой век романтики, запоздалые
представители прошедшего, глубоко скорбящие об умершем мире, который им казался вечным; они не хотят с новым иметь дела иначе как с копьем
в руке: верные преданию средних веков, они похожи на Дон-Кихота и скорбят о глубоком падении людей, завернувшись
в одежды печали и сетования.
В середине, уставившись на огонь задумчивыми глазами и опершись подбородком на
руки, сидел молодой станочник с резко инородческими чертами,
представитель этого странного, наполовину объякутевшего населения средней Лены.
— Понимаю!.. Видите, Иван Захарыч… — Первач стал медленно потирать
руки, — по пословице: голенький — ох, а за голеньким — Бог… Дачу свою Низовьев, — я уже это сообщил и сестрице вашей, — продает новой компании… Ее
представитель — некий Теркин. Вряд ли он очень много смыслит. Аферист на все
руки… И писали мне, что он сам мечтает попасть поскорее
в помещики… Чуть ли он не из крестьян. Очень может быть, что ему ваша усадьба с таким парком понравится. На них вы ему сделаете уступку с переводом долга.
А я —
представитель потерпевшей компании — махнул
рукой, хотя, каюсь, сгоряча сам хотел начать расследование — почему это завод загорелся точно свеча, когда работы
в нем никакой не было!
— Возьмите вы нашу матушку-Расею, — продолжал он, заложив
руки в карманы и становясь то на каблуки, то на носки. — Кто ее лучшие люди? Возьмите наших первоклассных художников, литераторов, композиторов… Кто они? Всё это, дорогой мой, были
представители белой кости. Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Толстой — не дьячковские дети-с!
Предоставив всецело своей жене выслушивать комплименты и любезности, рассыпаемые щедрою
рукою представителями и представительницами высшего петербургского света по адресу его миллионов, он большую часть года находился за границей, где, как и дома, свободное от дела время отдавал своей громадной библиотеке, пополняемой периодически выходящими
в свет выдающимися произведениями как по всем отраслям знания, так и по литературе.
Великий магистр ордена, избираемый при особенно торжественной обстановке из числа рыцарей, поступивших
в орден по праву рождения, считался державным государем,
в каковом качестве он сносился с другими государями и имел при их дворцах своих
представителей; рыцари целовали у него
руку, преклоняя перед ним колено. Статут предписывал «усиленно» молиться за него.
Толстых застонал и снова безмолвно опустился на диван. Огонь
в глазах его совершенно потух — он преклонился перед новым могуществом строго судьи, могуществом
представителя возмездия, он перестал быть главою дома, нравственную власть над ним захватил Гладких. Петр Иннокентьевич все еще продолжал держать
в руке револьвер, но Гладких спокойно взял его у него, как берут у ребенка опасную игрушку.
Бесстрастный
представитель обвинения, опираясь на текст статей закона, нарушенных подсудимым, требует его обвинения, а следовательно, и соединенного с ним изгнания из того общества, которое еще вчера чуть не носило его на
руках и не целовало следов от его ног, обутых
в щегольские ботинки.