Неточные совпадения
Покамест ему подавались
разные обычные
в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих
в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор — о том, кто содержал прежде
трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник».
Весь этот вечер до десяти часов он провел по
разным трактирам и клоакам, переходя из одного
в другой. Отыскалась где-то и Катя, которая опять пела другую лакейскую песню, о том, как кто-то, «подлец и тиран...
— Думаете — просто все? Служат люди
в разных должностях, кушают, посещают
трактиры, цирк, театр и — только? Нет, Варвара Кирилловна, это одна оболочка, скорлупа, а внутри — скука! Обыкновенность жизни это — фальшь и — до времени, а наступит разоблачающая минута, и — пошел человек вниз головою.
В трактир приходили и уходили
разные лица, все
в белых куртках, индийцы
в грязных рубашках, китайцы без того и без другого.
В то время
в московском
трактире около церкви Флора и Лавра (недалеко от Мясницкой) происходили по воскресеньям народные религиозные собеседования
разного рода сектантов.
Их привозили
в Москву мальчиками
в трактир, кажется, Соколова, где-то около Тверской заставы, куда трактирщики и обращались за мальчиками. Здесь была биржа будущих «шестерок». Мальчиков привозили обыкновенно родители, которые и заключали с трактирщиками контракт на выучку, лет на пять. Условия были
разные, смотря по
трактиру.
Я много лет часами ходил по площади, заходил к Бакастову и
в другие
трактиры, где с утра воры и бродяги дуются на бильярде или
в азартную биксу или фортунку, знакомился с этим людом и изучал
разные стороны его быта. Чаще всего я заходил
в самый тихий
трактир, низок Григорьева, посещавшийся более скромной Сухаревской публикой: тут игры не было, значит, и воры не заходили.
— Видал-с
в трактирах, но не глядывал
в них. Мы больше газеты смотрим — потому те нам нужней: объявления там
разные и всякие есть… Что же вы сочинять будете изволить? — спросил он потом Вихрова.
Многие ругали «Листок», и все его читали. Внешне чуждались Н.И. Пастухова, а к нему шли. А он вел свою линию, не обращал на такие разговоры никакого внимания, со всеми был одинаков, с утра до поздней ночи носился по
трактирам, не стеснялся пить чай
в простонародных притонах и там-то главным образом вербовал своих корреспондентов и слушал
разные разговоры мелкого люда, которые и печатал, чутьем угадывая, где правда и где ложь.
Пообедав с юнкерами, я ходил по городу, забегал
в бильярдную Лондрона и соседнего
трактира «Русский пир», где по вечерам шла оживленная игра на бильярде
в так называемую «фортунку», впоследствии запрещенную. Фортунка состояла из 25 клеточек
в ящике, который становился на бильярд, и игравший маленьким костяным шариком должен был попасть
в «старшую» клетку. Играло всегда не менее десяти человек, и ставки были
разные, от пятака до полтинника, иногда до рубля.
Миклаков прошел от княгини не домой, а
в Московский
трактир, выпил там целое море
разной хмельной дряни, поссорился с одним господином, нашумел, набуянил, так что по дружественному только расположению к нему трактирных служителей он не отправлен был
в часть, и один из половых бережно даже отвез его домой.
Но… все обтачивает и смывает время. Мандолинистов сменили балалаечники, балалаечников — русско-малороссийский хор с девицами, и, наконец, прочнее других утвердился
в Гамбринусе известный Лешка-гармонист, по профессии вор, но решивший, вследствие женитьбы, искать правильных путей. Его давно знали по
разным трактирам, а потому терпели и здесь, да, впрочем, и надо было терпеть, дела
в Гамбринусе шли очень плохо.
Флор Федулыч. Не могу-с; у меня деньги дельные и на дело должны идти. Тут, может быть, каждая копейка оплакана прежде, чем она попала
в мой сундук, так я их ценю-с. А ваш любовник бросит их
в трактире со свистом, с хохотом, с хвастовством. У меня все деньги рассчитаны, всякому рублю свое место; излишек я бедным отдаю; а на мотовство да на пьянство
разным аферистам — у меня такой статьи расхода
в моих книгах нет-с.
И помимо неаккуратности
в художестве, все они сами расслабевши, все друг пред другом величаются, а другого чтоб унизить ни во что вменяют; или еще того хуже, шайками совокупясь, сообща хитрейшие обманы делают, собираются по
трактирам и тут вино пьют и свое художество хвалят с кичливою надменностию, а другого рукомесло богохульно называют «адописным», а вокруг их всегда как воробьи за совами старьевщики, что
разную иконописную старину из рук
в руки перепущают, меняют, подменивают, подделывают доски,
в трубах коптят, утлизну
в них делают и червоточину; из меди
разные створы по старому чеканному образцу отливают; амаль
в ветхозаветном роде наводят; купели из тазов куют и на них старинные щипаные орлы, какие за Грозного времена были, выставляют и продают неопытным верителям за настоящую грозновскую купель, хотя тех купелей не счесть сколько по Руси ходит, и все это обман и ложь бессовестные.
Ксения. Да что вы таскаете
в дом
разных… эдаких? Каждый день кто-нибудь торчит! И — неизвестно кто, и неведомо — зачем? Как
в трактир идут! Ведь он, Пропотей, отца крёстного твоего уморил… забыл ты?
Прежде, живя одним жалованьем, он должен был во многом себе отказывать; теперь же, напротив, у него была спокойная, прекрасно меблированная квартира, отличный стол, потому что хозяйка и слышать не хотела, чтобы он посылал за кушаньем
в трактир; он мог обедать или с нею, или
в своих комнатах, пригласив к себе даже несколько человек гостей; он ездил
в театр, до которого был страстный охотник, уже не
в партер, часа за два до представления,
в давку и тесноту, а
в кресло; покупал
разные книги,
в особенности относящиеся к военным наукам, имел общество любимых и любящих его товарищей, — казалось, чего бы ему недоставало?..
Минул час обеда, и загремела музыка, по
трактирам запели хоры московских песенников родные песни; бешено заголосили и завизжали цыгане, на
разные лады повели заморские песни шведки, тирольки и разодетые
в пух и прах арфистки, щедро рассыпая заманчивые улыбки каждому «гостю», особенно восточным человекам.
Насилу выбрались рыбники. Но не отъехали они от
трактира и ста саженей, как вдруг смолкли шумные клики. Тихо… Ярманка дремлет. Лишь издали от тех мест, где театры,
трактиры и
разные увеселительные заведения, доносятся глухие, нестройные звуки, или вдруг откуда-нибудь раздастся пьяный крик: «Караул!..» А ближе только и слышнá тоскливая песня караульщика-татарина, что всю ночь напролет просидит на полу галереи возле хозяйской лавки с длинной дубиной
в руках.
Весь этот русский образованный люд ничто тогда не объединяло, кроме разве благодушества
в трактире и чайной Корещенко. Исключения не составляли и ученые по
разным специальностям.
Услыхав, что он хорошо говорит и что опять согласен еще раз обедать, отец скоро из воды выскочил, и потекли оба с прекраснейшим миром, который еще более установился оттого, что архиерей все снова ел, что перед ним поставляли, и между прочим весело шутил с отцом, вспоминая о
разных веселящих предметах, как-то о киевских пирогах
в Каткоеском
трактире и о поросячьей шкурке, а потом отец, может быть чрез принятое
в некотором излишестве питье, спросил вопрос щекотливого свойства...