Неточные совпадения
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон
Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне
в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон
Зон, не упускай своего счастия!
— Ну не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон
Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон
Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти его, Ваня, весело будет. Он тут как-нибудь
в ногах полежит. Полежишь, фон
Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон
Зон!..
— Нет, ты фон
Зон. Ваше преподобие, знаете вы, что такое фон
Зон? Процесс такой уголовный был: его убили
в блудилище — так, кажется, у вас сии места именуются, — убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили
в ящик, закупорили и из Петербурга
в Москву отослали
в багажном вагоне, за нумером. А когда заколачивали, то блудные плясавицы пели песни и играли на гуслях, то есть на фортоплясах. Так вот это тот самый фон
Зон и есть. Он из мертвых воскрес, так ли, фон
Зон?
Дальше мы вошли
в зону густого хвойно-смешанного леса. Зимой колючки чертова дерева становятся ломкими; хватая его рукой, сразу набираешь много заноз. Скверно то, что занозы эти входят
в кожу
в вертикальном направлении и при извлечении крошатся.
Но вместе с этим чувством вступления
в зону бóльшей свободы у меня было чувство тоски расставания на неопределенное время со своей родиной.
— Именно, сударь, так! — подтвердил и Очищенный, — меня, когда я под следствием по делу об убийстве
Зона прикосновенным был, не раз этак буживали. Встанешь, бывало, сейчас это водки, закуски на стол поставишь, покажешь свою совесть — и опять заснул! Однажды даже меня
в острог после этого повели — я и там крепко-прекрепко заснул!
— Нас — мою роту — послали
в Болонью; [Болонья — центр области Эмилия-Романья, которая считается традиционно «красной
зоной» Италии.
Сообщалось от правительства, что
в случае, если гадов не удастся удержать
в двухсотверстной
зоне от столицы, она будет эвакуирована
в полном порядке.
Гросман. А отчего же нет? Гипноз может наступить не только при ассоциации, при звуке тамтам, например, как у Шарко, но и при одном вступлении
в гипногенную
зону.
Во Христе заключается не только высшая и единственная норма долженствования для человека, но и закон человеческого бытия, хотя это и раскроется лишь
в конце нашего
зона, на Страшном Суде.
Вообще неясно, есть ли
в представлениях Η. Φ. Федорова какое-либо место метаистории «жизни будущего века», отделенной онтологической катастрофой от нынешнего
зона.
В этом смысле единичная человеческая жизнь и есть некоторый частный
зон, подобный историческому
зону.
Потому и чаем второго, славного и страшного Христова пришествия, которое явится катастрофическим переломом
в жизни мира, концом теперешнего
зона.
Поэтому и
в окончательном отношении к учению Федорова ощущается невольная противоречивость: при всей неприемлемости, даже чудовищности «проекта» он не может быть и просто отринут, ибо с ним связано нечто интимное и нужное [Невольно напрашивается на сопоставление с федоровским «проектом общего дела» эсхатологическая мечта Скрябина о создании мистерии, вернее, о художественной подготовке такого мистериального действа, которое должно положить конец этому
зону и явиться гранью между двумя космическими периодами.
Иначе сказать, человеческая история, как рождение и вместе творческое саморождение человечества, как некий завершенный
зон, протекала бы и
в раю, и
в жизни прародителей до грехопадения мы имеем уже это райское начало истории.
Абсолютный ее идеал дан
в христианстве, где обещано, как предварение, «тысячелетнее царство Христово» [См.: Откр. 20:6.] на этой земле, а за порогом этого
зона — «царствие Его, которому не будет конца» [Неточная цитата из Евангелия от Луки: «Царству Его не будет конца» (1:33).].
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а
в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого
зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»;
в иудео-христианской традиции означает «мир», но не
в пространственном смысле (космос), а
в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Полнейшую аналогию историческому
зону имеем и
в своей собственной жизни, также представляющей собой конкретное время.
Христос сделался безмерно близок нам, и мы можем опытно ощутить и вкусить эту близость, но Он
в то же время и безмерно далек от нас, и не только по личным грехам нашим, но и вследствие общего состояния мира, по свойству нашего «
зона».
Имеет ли хозяйство не только историю, но и эсхатологию, не может ли оно себя перерасти, перейдя
в сверххозяйство, так что окончится хозяйственный
зон истории («Vorgeschichte» [Предыстория (нем.).
Воскрешение мертвых, поставленное как предельная цель для хозяйственной воли, есть вообще ложная задача, ибо
в ней
в плоскости временности ставится то, что находится за временем, по крайней мере этим временем нашего
зона.
(Мы имеем лишь определенное указание Церкви, что до конца мира,
в этом
зоне, злые духи будут упорствовать
в своей злобе.)
Вот почему для св. ангелов и для людей, удостоенных лицезрения Божия и райского блаженства, новое падение или возврат к злу уже невозможны, не
в силу утраты ими свободы, но через переход к другому бытийному возрасту и преодоление отрешенной от необходимости свободы (так что упраздняется и самая соотносительность понятий свобода — необходимость, существующая лишь для этого
зона).
Но «князь мира сего» не есть нейтральное лицо, помещенное
в нейтральную
зону между царством Божьим и царством дьявола, это есть лицо
в высшей степени агрессивное и наступательное, всегда посягающее на свободу духа и на сферу царства Божия.