Неточные совпадения
Не нужно напоминать вам имя архипастыря, который много лет подвизался на
пользу подвластных нам американских племен, обращая их
в христианскую
веру.
— Устрой, господи, все на
пользу! — крестился старик. — На что лучше… Николай-то Иваныч золотая душа, ежели его
в руках держать. Вере-то Васильевне, пожалуй, трудновато будет совладать с им на первых порах… Только же и слово сказал: «
в семена пойду!» Ах ты, господи батюшко!
И без того уж знаю, что царствия небесного
в полноте не достигну (ибо не двинулась же по слову моему гора, значит, не очень-то
вере моей там верят, и не очень уж большая награда меня на том свете ждет), для чего же я еще сверх того и безо всякой уже
пользы кожу с себя дам содрать?
Мы вернулись
в Ровно;
в гимназии давно шли уроки, но гимназическая жизнь отступила для меня на второй план. На первом было два мотива. Я был влюблен и отстаивал свою
веру. Ложась спать,
в те промежуточные часы перед сном, которые прежде я отдавал буйному полету фантазии
в страны рыцарей и казачества, теперь я вспоминал милые черты или продолжал гарнолужские споры, подыскивая аргументы
в пользу бессмертия души. Иисус Навит и формальная сторона религии незаметно теряли для меня прежнее значение…
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения,
в разных частях света, наипаче
в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат
в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще
в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто
в печатном деле обращается
в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками
в областях, их,
в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать
в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного
вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Прочтите речь Наполеона на выставке. Отсюда так и хочется взять его за шиворот. Но что же французы? Где же умы и люди, закаленные на
пользу человечества
в переворотах общественных? — Тут что-то кроется. Явится новое, неожиданное самим двигателям.
В этой одной
вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, — а писать нет возможности.
Самое заступление Туганова, так как оно не по ревности к
вере, а по вражде к губернатору, то хотя бы это, по-видимому, и на
пользу в сем настоящем случае, но, однако, радоваться тут нечему, ибо чего же можно ожидать хорошего, если
в государстве все один над другим станут издеваться, забывая, что они одной короне присягали и одной стране служат?
Сердце доброе его готово было к услугам и к помощи друзьям своим, даже и с пожертвованием собственных своих
польз; твердый нрав,
верою и благочестием подкрепленный, доставлял ему от всех доверенность,
в которой он был неколебим; любил словесность и сам весьма хорошо писал на природном языке; знал немецкий и французский язык и незадолго пред смертию выучил и английский; умел выбирать людей, был доступен и благоприветлив всякому; но знал, однако, важною своею поступью, соединенною с приятностию, держать подчиненных своих
в должном подобострастии.
— Ничего, ничего, брат… — продолжал о. Христофор. — Бога призывай… Ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю Европу. Умственность, воспринимаемая с
верой, дает плоды, богу угодные. Как сказано
в молитве? Создателю во славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на
пользу… Так-то.
«Людей много, и каждый норовит пользоваться чем-нибудь от другого. А ей — какая
польза брать под свою защиту Машутку,
Веру?.. Она — бедная. Чай, каждый кусок
в доме-то на счету… Значит, очень добрая… А со мной говорит эдак… Чем я хуже Павла?»
Княгиня
Вера Дмитриевна была женщина 22 лет, среднего женского роста, блондинка с черными глазами, что придавало лицу ее какую-то оригинальную прелесть и таким образом, резко отличая ее от других женщин, уничтожало сравнения, которые, может быть, были бы не
в ее
пользу.
В числе знаменитых пришельцев был многоначитанный старец Иона, по прозванью Курносый, пришедший из Зауралья, с заводов демидовских, ублажаемый и доселе старообрядцами за ревность
вере, за писания
в пользу старообрядства и за строгую жизнь.
Слово святого костела и тайна конфессионала сделали, с помощию Бога, то, что те лица и даже целые семейства, которые, живя долгие годы
в чуждой среде, оставили
в небрежении свой язык и даже национальность, ныне вновь к ним вернулись с раскаянием
в своем печальном заблуждении и тем более с сильным рвением на
пользу святой
веры и отчизны.
Запечатав это письмо, она отнесла его
в комнату своей девушки, положила конверт на стол и велела завтра рано поутру отправить его к Водопьянову, а потом уснула с
верой и убеждением, что для умного человека все на свете имеет свою выгодную сторону, все может послужить
в пользу, даже и спиритизм, который как крайняя противоположность тех теорий, ради которых она утратила свою репутацию
в глазах моралистов, должен возвратить ей эту репутацию с процентами и рекамбио.
—
В таком случае, — серьезно ответил Федор Дмитриевич, — им останется свое собственное уважение, сознание исполненного долга и
пользы, принесенной человечеству, и, наконец, непоколебимая
вера, что Бог воздаст им по делам их.
Таков Виктор Павлович Нитятко, убежденный, что он служит отечеству
верой и правдой; он смотрит на свою службу, как на данное жизнью средство приносить
пользу… и не гадательно, не
в виде бесплодных протестов под шумок или газетных препирательств, а прямо, путем мероприятий, которые проводит он же
в виде докладов и записок.
Возрим мы
в области обширны,
Где тусклый трон стоит рабства.
Градские власти там все мирны,
В царе зря образ божества.
Власть царска
веру охраняет,
Власть царску
вера утверждает;
Союзно общество гнетут;
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
На
пользу общую, — рекут.
«Что
в том
пользы, братия мои, — говорит Иаков, — если человек полагает, что он имеет
веру, а дел не имеет?
— Поддержи хоть ты меня, добрый китаец. Ты молчишь, но ты мог бы сказать кое-что
в мою
пользу. Я знаю, что у вас
в Китае вводятся теперь разные
веры. Ваши торговцы не раз говорили мне, что ваши китайцы из всех других
вер считают магометанскую самой лучшей и охотно принимают ее. Поддержи же мои слова и скажи, что ты думаешь об истинном боге и его пророке.