Неточные совпадения
Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый
кубокЕще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла…
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья...
На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные
кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие
в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что было весьма обыкновенно
в те удалые времена.
Все, какие у меня есть, дорогие
кубки и закопанное
в земле золото, хату и последнюю одежду продам и заключу с вами контракт на всю жизнь, с тем чтобы все, что ни добуду на войне, делить с вами пополам.
Пирует Петр. И горд и ясен
И славы полон взор его.
И царский пир его прекрасен.
При кликах войска своего,
В шатре своем он угощает
Своих вождей, вождей чужих,
И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный
кубок подымает.
У Леонтия, напротив, билась
в знаниях своя жизнь, хотя прошлая, но живая. Он открытыми глазами смотрел
в минувшее. За строкой он видел другую строку. К древнему
кубку приделывал и пир, на котором из него пили, к монете — карман,
в котором она лежала.
— Увидимся еще, стало быть,
в миру-то, встретимся до тридцати-то лет, когда я от кубка-то начну отрываться.
— Да ведь это же вздор, Алеша, ведь это только бестолковая поэма бестолкового студента, который никогда двух стихов не написал. К чему ты
в такой серьез берешь? Уж не думаешь ли ты, что я прямо поеду теперь туда, к иезуитам, чтобы стать
в сонме людей, поправляющих его подвиг? О Господи, какое мне дело! Я ведь тебе сказал: мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там —
кубок об пол!
Душу Божьего творенья
Радость вечная поит,
Тайной силою броженья
Кубок жизни пламенит;
Травку выманила к свету,
В солнцы хаос развила
И
в пространствах, звездочету
Неподвластных, разлила.
Я сейчас здесь сидел и знаешь что говорил себе: не веруй я
в жизнь, разуверься я
в дорогой женщине, разуверься
в порядке вещей, убедись даже, что всё, напротив, беспорядочный, проклятый и, может быть, бесовский хаос, порази меня хоть все ужасы человеческого разочарования — а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому
кубку, то не оторвусь от него, пока его весь не осилю!
Они из нее наливали вино
в большую кружку, а староста наливал из кружки
в стаканы; перед каждым крестьянином был стакан, но мне он принес нарядный хрустальный
кубок, причем он заметил канцлеру и префекту...
Есть меж ними и
кубки серебряные, и чарки, оправленные
в золото, дарственные и добытые на войне.
Почетный «
кубок Большого орла» на бубне Шиловского подносился Шмаровиным каждому вновь принятому
в члены «среды» и выпивался под пение гимна «Недурно пущено» и грохот бубна…
Здесь давались небольшие обеды особенно знатным иностранцам; кушанья французской кухни здесь не подавались, хотя вина шли и французские, но перелитые
в старинную посуду с надписью — фряжское, фалернское, мальвазия, греческое и т. п., а для шампанского подавался огромный серебряный жбан,
в ведро величиной, и черпали вино серебряным ковшом, а пили
кубками.
Лаврецкий вышел из дома
в сад, сел на знакомой ему скамейке — и на этом дорогом месте, перед лицом того дома, где он
в последний раз напрасно простирал свои руки к заветному
кубку,
в котором кипит и играет золотое вино наслажденья, — он, одинокий, бездомный странник, под долетавшие до него веселые клики уже заменившего его молодого поколения, — оглянулся на свою жизнь.
— Душя мой! Лучший роза
в саду Аллаха! Мед и молоко на устах твоих, а дыхание твое лучше, чем аромат шашлыка. Дай мне испить блаженство нирваны из
кубка твоих уст, о ты, моя лучшая тифлисская чурчхела!
Он посещает базары и аукционы, знакомится с путешественниками, дает им поручения и
в уме проектирует четыре зала: один под Рубенсов и Теньеров, другой — под старинные братины,
кубки и прочую утварь; третий зал будет китайский, четвертый — японский.
— Греки играли
в кости, но более любимая их забава была игра коттабос; она представляла не что иное, как весы, к коромыслу которых на обоих концах были привешены маленькие чашечки; под чашечки эти ставили маленькие металлические фигурки. Искусство
в этой игре состояло
в том, чтобы играющий из
кубка сумел плеснуть
в одну из чашечек так, чтобы она, опускаясь, ударилась об голову стоящей под ней фигурки, а потом плеснуть
в другую чашечку, чтобы та пересилила прежнюю и ударилась сама
в голову своей фигурки.
В то самое время, как Малюта и Хомяк, сопровождаемые отрядом опричников, везли незнакомца к Поганой Луже, Серебряный сидел
в дружеской беседе с Годуновым за столом, уставленным
кубками.
Годунов вступил с ним
в разговор о его насильственном освобождении и о рязанском побоище. Уже начинало темнеть, а они всё еще сидели, беседуя за
кубками.
Тихо и плавно вошла Елена с подносом
в руках. На подносе были
кубки с разными винами. Елена низко поклонилась Серебряному, как будто
в первый раз его видела! Она была как смерть бледна.
Мельник опять сбегал на мельницу и этот раз воротился с баклагою под мышкой и с серебряным
кубком в руках.
Я улыбнулся, взглянув на крап: одна колода была с миниатюрой корабля, плывущего на всех парусах
в резком ветре, крап другой колоды был великолепный натюрморт — золотой
кубок, полный до краев алым вином, среди бархата и цветов.
В граненых
кубках пенится и блещет,
Беседа шумная, острот не перечесть...
— Так влейте же ему весь
кубок в горло! — заревел неистовым голосом хозяин.
— Э, да, я вижу, ты еще не допил своего
кубка! Ну-ка, брат, выкушай на здоровье! авось храбрости
в тебе прибудет. Помилуй, чего ты опасаешься?
В нашей стороне никакого войска нет; а если б и было, так кого нелегкая понесет? Вернее всего, что нам послышалось. Омляш все тропинки
в лесу знает, да и он навряд пустится теперь через болото.
— Посмотрим, как ты не выпьешь теперь! — прошептал наконец сквозь зубы боярин. Он спросил позолоченный
кубок и, вылив
в него полбутылки мальвазии, встал с своего места; все последовали его примеру.
— «Не красна похвала
в устах грешника», — глаголет премудрый Сирах, — сказал Замятня, осуша свой
кубок, — а нельзя достойно не восхвалить: наливка, ей-же-ей, преизрядная!
— Но неужели ты поверил, что я
в самом деле решусь обидеть моего гостя? И, пан Тишкевич! Я хотел только попугать его, а по мне, пожалуй, пусть пьет хоть за здравие татарского хана: от его слов никого не убудет. Подайте ему
кубок!
Один седой жилец не допил своего
кубка, — боярин принудил его самого вылить себе остаток меда на голову; боярскому сыну, который отказался выпить кружку наливки, велел насильно влить
в рот большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.
— Выпей-ка еще этот
кубок, — сказал Кручина, наливая Туренину огромную серебряную кружку. — Я давно уже заметил, что ты мыслишь тогда только заодно со мною, когда у тебя зашумит порядком
в голове. Воля твоя, а ты уж чересчур всего опасаешься. Смелым бог владеет, Андрей Никитич, а робкого один ленивый не бьет.
Все блюда, тарелки и чаши были оловянные; но напротив стола
в открытом поставце расставлены были весьма красиво: серебряные ковши,
кубки, стопы, чары и братины.
Сколько Юрий, сидевший подле пана Тишкевича, ни отказывался, но принужден бы был пить не менее других, если б, к счастию, не мог ссылаться на пример своего соседа, который решительно отказался пить из больших
кубков, и хотя хозяин начинал несколько раз хмуриться, но из уважения к региментарю оставил их обоих
в покое и выместил свою досаду на других.
— Юрий Дмитрич, — сказал князь Черкасский, — поздравляю тебя с счастливым приездом
в Нижний Новгород; хотя, сказать правду, для всех нас было бы радостнее выпить этот
кубок за здравие сына Димитрия Юрьевича Милославского, а не посланника от поляков и верноподданного королевича Владислава.
Про господина Пищалкина и говорить нечего; ему непременно, со временем, крестьяне его участка поднесут серебряный
кубок в виде арбуза, а может быть, и икону с изображением его ангела, и хотя он им скажет
в своей благодарственной речи, что он не заслуживает подобной чести, но это он неправду скажет: он ее заслуживает.
И что он ни скажет
в ответ, я должен выполнить без ропота, не потому, что нахожусь у него
в плену (этого я и допустить не смею), потому, что у него пупок — как
кубок, а груди — как два белых козленка.
Общий хохот. Страшно рассвирепел гвардеец, запахло дуэлью, но все гости успокоили его, что, мол, все это с ними было, а сам Ираклион налил
в кубок тоже лафита и показал, как надо пить. Он приложил
кубок к губам и, почти не поднимая, стал его слегка повертывать, отпивать понемногу и, не отрываясь, закончил все.
И десятки лет спустя этот случай меня выручил. Мне на Кавказе поднесли турий рог с кахетинским, тоже
в надежде поглумиться, но я вспомнил Ираклиона и выпил
кубок под пение «Мраволжамири» и аплодисменты.
Вдруг луч солнца порвался
в окно, и поднятая Васей пыль заплясала
в широкой золотой полосе, осветившей серые контуры и чуть блеснувшей на
кубках и доспехах.
О турах я читал
в естественной истории еще гимназистом, а об охоте на туров я слышал тогда же от друга моего отца, от старого и знаменитого на всю Вологодскую губернию охотника Ираклиона Корчагина,
в кабинете которого среди всевозможных охотничьих трофеев, вплоть до чучела барса, убитого им
в молодые годы во время службы на Кавказе, были еще два огромных турьих рога, один как есть натуральный, а другой
в серебре, служивший
кубком.
Он был слишком избалован жизнью для того, чтобы проще отнестись к первой капле яда
в только что початом
кубке, и все сутки дороги провел без сна, думая о словах старика и лелея свою обиду.
Г-н Устрялов говорит, что Петр
в Архангельске «охотно принимал приглашения иностранных купцов и корабельных капитанов на обеды и вечеринки и с особенным удовольствием проводил у них время за
кубками вина заморского, расспрашивая о житье-бытье на их родине» (Устрялов, том II, стр. 158).
Корсаков ждал ее решения, но господин с букетом подошел к нему, отвел на средину залы и важно сказал: «Государь мой, ты провинился во-первых, подошед к сей молодой персоне, не отдав ей три должные реверанса; а во-вторых, взяв на себя самому ее выбрать, тогда как
в менуэтах право сие подобает даме, а не кавалеру; сего ради имеешь ты быть весьма наказан, имянно должен выпить
кубок большого орла».
Перед ним толпа раздвинулась, и он вступил
в круг, где стоял осужденный и перед ним маршал ассамблеи с огромным
кубком, наполненным мальвазии.
Они привозили из Африки слоновую кость, обезьян, павлинов и антилоп; богато украшенные колесницы из Египта, живых тигров и львов, а также звериные шкуры и меха из Месопотамии, белоснежных коней из Кувы, парваимский золотой песок на шестьсот шестьдесят талантов
в год, красное, черное и сандаловое дерево из страны Офир, пестрые ассурские и калахские ковры с удивительными рисунками — дружественные дары царя Тиглат-Пилеазара, художественную мозаику из Ниневии, Нимруда и Саргона; чудные узорчатые ткани из Хатуара; златокованые
кубки из Тира; из Сидона — цветные стекла, а из Пунта, близ Баб-эль-Мандеба, те редкие благовония — нард, алоэ, трость, киннамон, шафран, амбру, мускус, стакти, халван, смирну и ладан, из-за обладания которыми египетские фараоны предпринимали не раз кровавые войны.
Они, каждый, за всем смотрят по своей части, все наблюдают, и беда конюху, если он принял овес не чисто вывеянный, сено луговое, а не лучшее из степного; беда ключнику, если
кубки не полны нацежены, для лучшего стола приготовлены худшего сорта напитки; беда булочнице, если булки не хорошо испечены; кухарке, если страва (кушанье) для людей не так вкусно и не
в достатке изготовлена.
При выходе
в сени, на пороге, подносится
кубок,"чтобы хозяйские «вороги» (враги) не переступали через пороги".
Вот они, наливши
в кубки, выпивали по полному.
Выкушав также до дна и сей
кубок, пан полковник обнимает батеньку, а они, поймав ручку его, цалуют несколько раз и благодарят
в отборных, униженных выражениях за сделанную отличную честь своим посещением и проч.; а маменька, также ухитряся, схватила другую ручку пана полковника и, цалуя, извиняются, что не могли прилично угостить нашего гостя, проморили его целый день голодом, потому что все недостойно было такой особы и проч.
Пан полковник, быв до того времени многоречив и неумолкаем
в разговорах со старшинами, близ него сидящими, после выпитая последнего
кубка меда онемел, как рыба: выпуча глаза, надувался, чтобы промолвить хотя слово, но не мог никак; замахал рукою и поднялся с места, а за ним и все встали…
Батенька подносят
кубок, прося о полном,"чтобы
в оставляемом его ясновельможностью доме все было полно".