Неточные совпадения
—…мрет без помощи? Грубые бабки
замаривают детей, и народ коснеет
в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано
в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты не хочешь поступиться своим
спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
Но не на
море только, а вообще
в жизни, на всяком шагу, грозят нам опасности, часто, к
спокойствию нашему, не замечаемые. Зато, как будто для уравновешения хорошего с дурным, всюду рассеяно много «страшных» минут, где воображение подозревает опасность, которой нет. На
море в этом отношении много клеплют напрасно, благодаря «страшным»,
в глазах непривычных людей, минутам. И я бывал
в числе последних, пока не был на
море.
Вам хочется знать, как я вдруг из своей покойной комнаты, которую оставлял только
в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно
морей, как, избалованнейший из всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным
спокойствием ночи, я вдруг,
в один день,
в один час, должен был ниспровергнуть этот порядок и ринуться
в беспорядок жизни моряка?
День был тихий и ясный. На палубе жарко,
в каютах душно;
в воде +18°. Такую погоду хоть Черному
морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы дыма слились
в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и
спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
Словом, рассудок очень ясно говорил
в князе, что для
спокойствия всех близких и дорогих ему людей, для
спокойствия собственного и, наконец, по чувству справедливости он должен был на любовь жены к другому взглянуть равнодушно; но
в то же время, как и
в истории с бароном Мингером, чувствовал, что у него при одной мысли об этом целое
море злобы поднимается к сердцу.
На
море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, — охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над
морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает
в душу человека
спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит
в ней могучие мечты…
Рыжий свет выпуклых закопченных стекол, колеблясь, озарил воду, весла и часть пространства, но от огня мрак вокруг стал совсем черным, как слепой грот подземной реки. Аян плыл к проливу, взглядывая на звезды. Он не торопился — безветренная тишина
моря, по-видимому, обещала
спокойствие, — он вел шлюпку, держась к берегу. Через некоторое время маленькая звезда с правой стороны бросила золотую иглу и скрылась, загороженная береговым выступом; это значило, что шлюпка —
в проливе.
Почтенный Степан Ильич, проплававший более половины своей пятидесятилетней жизни и видавший немало бурь и штормов и уверенный, что кому суждено потонуть
в море, тот потонет, стоял
в своем теплом стареньком пальто, окутанный шарфом, с надетой на затылок старенькой фуражкой, которую он называл «штормовой», с таким же
спокойствием, с каким бы сидел
в кресле где-нибудь
в комнате и покуривал бы сигару.
Его
спокойствие передалось нам. Удэхеец указал рукой сначала на восток, а потом на мыс Туманный. Действительно, лодка перестала удаляться
в море и двигалась теперь вдоль берега, хотя и
в значительном от него расстоянии.
На
море полный штиль. С высокого обрыва я долго смотрел на маленькую шхуну, застывшую
в голубом просторе. Ее белые паруса были неподвижны, и она казалась счастливою, как я
в тот день. И снова великое
спокойствие снизошло на меня, и святое имя Марии звучало безмятежно и чисто, как воскресный колокол на дальнем берегу.
В его пламенном воображении стали проноситься одна за другой картины будущего величия России. Он видел сильное войско и могучие флоты, разъезжающие по всем
морям под русским флагом и развозящие русские товары. Воображались ему приморские гавани, кишащие торговой деятельностью, русские люди, живущие
в довольстве, даже
в изобилии. Представлялись ему нелицеприятные судьи и суды, — везде общая безопасность и
спокойствие.