Москва, узнавшая во всех мельчайших подробностях перипетии неслыханной
в летописях истории борьбы из-за отречения от власти, происходившей в течение этих дней в недрах царственной семьи, чисто русским сердцем оценила это самоотвержение и подчинение долгу двух великодушных братьев и каждому из них с сердечною готовностью и искренностью принесла пред алтарем свои верноподданнические чувства.
Неточные совпадения
Сегодня расскажу вам
историю гоголь-моголя, которая сохранилась
в летописях Лицея. Шалость приняла сериозный характер и могла иметь пагубное влияние и на Пушкина и на меня, как вы сами увидите.
На второй день после своего переселения Инсаров встал
в четыре часа утра, обегал почти все Кунцово, искупался
в реке, выпил стакан холодного молока и принялся за работу; а работы у него было немало: он учился и русской
истории, и праву, и политической экономии, переводил болгарские песни и
летописи, собирал материалы о восточном вопросе, составлял русскую грамматику для болгар, болгарскую для русских.
Карамзин имел пред собою добросовестный свод
летописей — Татищева и довольно смышленую
историю Щербатова; г. Устрялов тоже имел верный свод событий
в истории Макарова, исправленной самим Петром, и нашел некоторое пособие
в хронологическом сборе фактов, находящемся
в «Деяниях» Голикова.
(47) См. Старчевского «Литература русской
истории до Карамзина», стр. 218.
В биографии Чеботарева,
в «Словаре проф. Моск. унив.», г. Соловьев говорит неопределенно:
в это время Чеботарев занимался выписками из
летописей. По ходу его изложения это может относиться к 1782–1790 годам. Промежуток довольно значительный.
То же и
в летописях: внесены сюда и проповедь грека-философа пред Владимиром, и исповедание Владимирово, и
история построения Печерской обители, и житие Бориса и Глеба, и множество текстов и духовных рассуждений.
Обращусь ли к
истории отечественной? что скажу я после Татищева, Болтина и Голикова? и мне ли рыться
в летописях и добираться до сокровенного смысла обветшалого языка, когда не мог я выучиться славянским цыфрам?
В наших
летописях мало подробностей сего великого происшествия, но случай доставил мне
в руки старинный манускрипт, который сообщаю здесь любителям
истории и — сказок, исправив только слог его, темный и невразумительный.
Имея
летописи, которых ранним появлением, добросовестностью и основательностью
в отношении к внешним фактам имеем право гордиться пред другими народами, мы, однако же, не имеем ничего, что бы объяснило нам самый внутренний смысл всех явлений нашей
истории, осветило бы все наши недоумения касательно их связи, причин и характера.
Из других полемических статей, напечатанных
в VII томе, интересен «Отрывок из литературных
летописей», с неподражаемым юмором рассказывающий
историю о том, как г. Каченовский «принимал другие (нелитературные) меры» против игривого произвола Полевого, «быв увлечен следствиями неблагонамеренности, прикосновенными к чести службы и к достоинству места, при котором г. Каченовский имел счастие продолжать оную».
О том, что было при исторических голодовках, упоминаемых
в летописях и
истории, то более или менее известно по тем описаниям, но у нас были голодовки
в позднейшей поре, которую
в литературе принято именовать «глухою порою», — и они не описывались, а потому воспоминания об этих голодовках, хотя и не очень обстоятельные, думается, были бы не излишни.
В. Н. Татищев — историк первой половины восемнадцатого столетия,
В своей «
Истории» он дал добросовестную сводку всех дошедших
летописей, при атом пользовался и некоторыми
летописями, которые потом были утеряны.
Отсюда начинается тот величественный эпизод
в нашей
истории, подобного которому не представляют
летописи ни одного народа.