Неточные совпадения
X л е с т а к о
в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из
деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь другое
дело.
Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни
день,
Через
деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог весть с чего накинется,
Бранит, корит; с угрозою
Подступит — ты молчи!
Увидит
в поле пахаря
И за его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его
дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех
в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей
деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности
в том, что
дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что
дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
Она знала, что у Левина есть
дело в деревне, которое он любит.
Вспоминал потом про историю с мальчиком, которого он взял из
деревни, чтобы воспитывать, и
в припадке злости так избил, что началось
дело по обвинению
в причинении увечья.
Кроме того, Константину Левину было
в деревне неловко с братом еще и оттого, что
в деревне, особенно летом, Левин бывал постоянно занят хозяйством, и ему не доставало длинного летнего
дня, для того чтобы переделать всё, что нужно, а Сергей Иванович отдыхал.
— Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой
в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому
делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана на любви. А любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту девочку, сама не знаю зачем.
Свияжский расспрашивал его про его
дело в деревне, как и всегда, не предполагая никакой возможности найти что-нибудь не найденное
в Европе, и теперь это нисколько не неприятно было Левину.
Вернувшись
в начале июня
в деревню, он вернулся и к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство,
дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Влиянию его содействовало: его богатство и знатность; прекрасное помещение
в городе, которое уступил ему старый знакомый, Ширков, занимавшийся финансовыми
делами и учредивший процветающий банк
в Кашине; отличный повар Вронского, привезенный из
деревни; дружба с губернатором, который был товарищем, и еще покровительствуемым товарищем, Вронского; а более всего — простые, ровные ко всем отношения, очень скоро заставившие большинство дворян изменить суждение о его мнимой гордости.
Пробыв
в Москве, как
в чаду, два месяца, почти каждый
день видаясь с Кити
в свете, куда он стал ездить, чтобы встречаться с нею, Левин внезапно решил, что этого не может быть, и уехал
в деревню.
И те уверения
в любви, которые ему казались так пошлы, что ему совестно было выговаривать их, она впивала
в себя и понемногу успокоивалась. На другой
день после этого, совершенно примиренные, они уехали
в деревню.
В половине июля к Левину явился староста сестриной
деревни, находившейся за двадцать верст от Покровского, с отчетом о ходе
дел и о покосе.
Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему провести с семейством лето
в деревне, что для него было бы высшим счастием, и, оставаясь
в Москве, приезжал изредка
в деревню на
день и два.
«Полегче! легче!» — слышится голос, телега спускается с кручи: внизу плотина широкая и широкий ясный пруд, сияющий, как медное
дно, перед солнцем;
деревня, избы рассыпались на косогоре; как звезда, блестит
в стороне крест сельской церкви; болтовня мужиков и невыносимый аппетит
в желудке…
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <на> вас, а так как вы хотели бы послужить, как говорите сами, так вот богоугодное
дело. Строится
в одном месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой
в руках, на простой тележке и отправляйтесь по городам и
деревням. От архиерея вы получите благословенье и шнурованную книгу, да и с Богом.
Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый
день по улицам своей
деревни, заглядывал под мостики, под перекладины и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — все тащил к себе и складывал
в ту кучу, которую Чичиков заметил
в углу комнаты.
Выдумали, что
в деревне тоска… да я бы умер от тоски, если бы хотя один
день провел
в городе так, как проводят они!
Впрочем,
дело кончилось между ними самой тесной дружбой: дядя лысый Пимен держал
в конце
деревни знаменитый кабак, которому имя было «Акулька»;
в этом заведенье видели их все часы
дня.
А может быть и то: поэта
Обыкновенный ждал удел.
Прошли бы юношества лета:
В нем пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился,
В деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стеганый халат;
Узнал бы жизнь на самом
деле,
Подагру б
в сорок лет имел,
Пил, ел, скучал, толстел, хирел.
И наконец
в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб и лекарей.
Два
дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и
в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть
в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Всё думать, думать об одном
И
день и ночь до новой встречи.
Вдруг получил он
в самом
делеОт управителя доклад,
Что дядя при смерти
в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев
в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Шестнадцатого апреля, почти шесть месяцев после описанного мною
дня, отец вошел к нам на верх, во время классов, и объявил, что нынче
в ночь мы едем с ним
в деревню. Что-то защемило у меня
в сердце при этом известии, и мысль моя тотчас же обратилась к матушке.
Я люблю сказки и песни, и просидел я
в деревне той целый
день, стараясь услышать что-нибудь никем не слышанное.
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от
дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений. Товары и съестные припасы он закупал
в городе — Меннерс не мог бы похвастаться даже коробком спичек, купленным у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки.
Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала
в той же придворной карете. Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно.
В тот же
день Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала
в деревню…
«
В самом
деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило [Жилó (устар.) — жилье.] недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом пахнуло; знать,
деревня близко».
— Нет! — говорил он на следующий
день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам
в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
Павел Петрович почти не видался с братом с тех пор, как тот поселился
в деревне: свадьба Николая Петровича совпала с самыми первыми
днями знакомства Павла Петровича с княгиней.
А через несколько
дней, у себя
в деревне, он стал стрелять из окна волчьей картечью
в стадо, возвращавшееся с выгона.
Ключ
в этом
деле даже и ненужная вещь, — продолжал он, глядя на
деревню из-под ладони.
— Нескладно говоришь, — вмешался лысый, — даже вовсе глупость!
В деревне лишнего народу и без господ
девать некуда, а вот хозяевам — свободы
в деревне — нету!
В этом и беда…
Если же не это, так он звал Обломова
в деревню, поверить свои
дела, встряхнуть запущенную жизнь мужиков, поверить и определить свой доход и при себе распорядиться постройкой нового дома.
— Правда, правда, — перебил Иван Матвеевич. — А если наше
дело состоится и Затертый поедет
в деревню — магарыч будет!
— A propos о
деревне, — прибавил он, —
в будущем месяце
дело ваше кончится, и
в апреле вы можете ехать
в свое имение. Оно невелико, но местоположение — чудо! Вы будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на горе: вы его полюбите. Вид на реку… вы не помните, вы пяти лет были, когда папа выехал оттуда и увез вас.
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый
день газеты и рассказывать ей новости, писать
в деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу, — словом, он не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц не узнает его, воротясь.
— Теперь
в Швейцарии. К осени она с теткой поедет к себе
в деревню. Я за этим здесь теперь: нужно еще окончательно похлопотать
в палате. Барон не доделал
дела; он вздумал посвататься за Ольгу…
— Ты будешь получать втрое больше, — сказал он, — только я долго твоим арендатором не буду, — у меня свои
дела есть. Поедем
в деревню теперь, или приезжай вслед за мной. Я буду
в имении Ольги: это
в трехстах верстах, заеду и к тебе, выгоню поверенного, распоряжусь, а потом являйся сам. Я от тебя не отстану.
Штольц приехал на две недели, по
делам, и отправлялся
в деревню, потом
в Киев и еще Бог знает куда.
— Перестань хвастаться, а выдумай, как бы и с квартиры не съезжать, и
в деревню не ехать, и чтоб
дело сделалось… — заметил Обломов.
Штольц не приезжал несколько лет
в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время
в имение Ольги и
в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо,
в котором Андрей уговаривал его самого ехать
в деревню и взять
в свои руки приведенное
в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по
делам своим
в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
«Куда ж я
дел деньги? — с изумлением, почти с ужасом спросил самого себя Обломов. —
В начале лета из
деревни прислали тысячу двести рублей, а теперь всего триста!»
Со времени смерти стариков хозяйственные
дела в деревне не только не улучшились, но, как видно из письма старосты, становились хуже. Ясно, что Илье Ильичу надо было самому съездить туда и на месте разыскать причину постепенного уменьшения доходов.
Между тем уж он переехал на дачу и
дня три пускался все один по кочкам, через болото,
в лес или уходил
в деревню и праздно сидел у крестьянских ворот, глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся
в пруде.
Обломов, подписывая, утешался отчасти тем, что деньги эти пойдут на сирот, а потом, на другой
день, когда голова у него была свежа, он со стыдом вспомнил об этом
деле, и старался забыть, избегал встречи с братцем, и если Тарантьев заговаривал о том, он грозил немедленно съехать с квартиры и уехать
в деревню.
Теперь его поглотила любимая мысль: он думал о маленькой колонии друзей, которые поселятся
в деревеньках и фермах,
в пятнадцати или двадцати верстах вокруг его
деревни, как попеременно будут каждый
день съезжаться друг к другу
в гости, обедать, ужинать, танцевать; ему видятся всё ясные
дни, ясные лица, без забот и морщин, смеющиеся, круглые, с ярким румянцем, с двойным подбородком и неувядающим аппетитом; будет вечное лето, вечное веселье, сладкая еда да сладкая лень…
В деревне с ней цветы рвать, кататься — хорошо; да
в десять мест
в один
день — несчастный!» — заключил он, перевертываясь на спину и радуясь, что нет у него таких пустых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут, сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой.
— Да, воды много утекло! — сказал он. — Я не оставлю тебя так, я увезу тебя отсюда, сначала за границу, потом
в деревню: похудеешь немного, перестанешь хандрить, а там сыщем и
дело…