Неточные совпадения
Молодые должны были ехать на мельницу
в Прорыв через два
дня. Замараева мучило глупое поведение Симона, и он забегал к нему несколько раз за справками. Эти приставанья начали тревожить Симона. Он потихоньку выпил для храбрости коньяку и решил объясниться со стариком начистоту.
Настоящий поход начался на следующий
день, когда Галактион сделал сразу понижение на десять процентов. Весть о дешевке разнеслась уже по окрестным деревням, и со всех сторон неслись
в Суслон крестьянские сани, точно на пожар, — всякому хотелось попробовать дешевки. Сам Галактион не выходил и сидел на квартире. Он стеснялся показываться на улице. Его разыскал Вахрушка, который прибежал из
Прорыва на дешевку пешком.
У
Прорыва в несколько
дней вырос настоящий лагерь. Больше сотни рабочих принялись за
дело опытною рукою. С плотничьей артелью вышел брат Емельян и сделался правою рукою Галактиона. Братья всегда жили дружно.
Разъезжая по своим
делам по Ключевой, Луковников по пути завернул
в Прорыв к Михею Зотычу. Но старика не было, а на мельнице оставались только сыновья, Емельян и Симон. По первому взгляду на мельницу Луковников определил, что
дела идут плохо, и мельница быстро принимала тот захудалый вид, который говорит красноречивее всяких слов о внутреннем разрушении.
— А ведь ты верно говоришь, — согласился обескураженный Петр Елисеич. — Как это мне самому-то
в голову не пришло? А впрочем, пусть их думают, что хотят… Я сказал только то, что должен был сказать. Всю жизнь я молчал, Самойло Евтихыч, а тут
прорвало… Ну, да теперь уж нечего толковать:
дело сделано. И я не жалею.
— Другое
дело вот мы, грешные, — продолжал он, не слушая меня, —
в нас осталась натура первобытная, неиспорченная,
в нас кипит, сударь, этот непочатой ключ жизни,
в нас новое слово зреет… Так каким же ты образом этакую-то широкую натуру хочешь втянуть
в свои мизерные, зачерствевшие формы? ведь это, брат, значит желать протащить канат
в игольное ушко! Ну, само собою разумеется, или ушко
прорвет, или канат не влезет!
— И куда она экую
прорву деньжищ
девает! — удивлялся он, досчитываясь до цифры с лишком
в восемьдесят тысяч на ассигнации, — братьям, я знаю, не ахти сколько посылает, сама живет скаредно, отца солеными полотками кормит…
В ломбард! больше некуда, как
в ломбард кладет.
Например: о каком бы несчастье при нем ни говорили — рассказывали ли ему, что громом зажгло деревню, что вода
прорвала мельницу, что мужик себе топором руку отрубил, — он всякий раз с сосредоточенным ожесточением спрашивал: «А как ее зовут?» — то есть как зовут женщину, от которой произошло то несчастие, потому что, по его уверениям, всякому несчастию причиной женщина, стоит только хорошенько вникнуть
в дело.
Крылены имеют ту выгоду, что для них не нужно приготовлять мест заранее, набивать колья и заплетать плетни, что их ставить везде и переносить с места на место всякий
день: ибо если рыба
в продолжение суток не попадает, то это значит, что тут нет ей хода; но зато па местах, где вода течет глубоко и быстро, вятель, или крылену, нельзя ставить, потому что ее может снести сильным течением и может
прорвать, если по воде плывут какие-нибудь коряги, большие сучья или вымытые из берега корни дерев.
На другой
день, рано поутру,
в прохладной западной тени погреба начиналась шумная работа: повара потрошили, а все дворовые и горничные девушки и девочки, пополам со смехом, шутками и бранью щипали перепелок; доставалось тут охотникам, которых
в шутку называли «побродяжками» за их многочисленную добычу, без шуток надоедавшую всем, потому что эту пустую работу надобно было производить осторожно и медленно, не
прорывая кожи, за чем строго смотрела ключница.
В «
прорыве» своем к Божеству «я становлюсь столь же богат, так что Бог не может быть мне достаточен всем, чем Он есть Бог, всеми своими божескими
делами: ибо я получаю
в этом
прорыве то,
в чем Бог и я общи» (I, 176).
Все приказчики боялись ее гораздо больше, чем хозяина. Его они давно прозвали «бездонная
прорва» и «лодырь». Каждый из них старался красть. Им уже шепнули снизу, что, должно быть, «сама» берет
в свои руки все
дело. Тогда надо будет подтянуться. Кто-нибудь непременно полетит. Трифоныча они недолюбливали. Он усчитывал, что мог, и с главными приказчиками у него часто бывали перебранки. Трифоныч всегда держал руку хозяйки, почему его и считали «наушником» и «старой жилой».
Славянофилы видели
в деле Петра измену исконным национальным русским основам, насилие и
прорыв органического развития.
— Не знаю, какой нужно иметь свинский вкус, чтобы есть эту бурду! Пересолен, тряпкой воняет… клопы какие-то вместо лука… Просто возмутительно, Анфиса Ивановна! — обращается он к гостье-бабушке. — Каждый
день даешь
прорву денег на провизию… во всем себе отказываешь, и вот тебя чем кормят! Они, вероятно, хотят, чтобы я оставил службу и сам пошел
в кухню стряпать.