Неточные совпадения
Дальнее поле, лежавшее восемь лет
в залежах под пусками, было взято с помощью умного плотника Федора Резунова шестью семьями мужиков на новых общественных основаниях, и мужик Шураев снял на тех же условиях
все огороды.
Он послал седло без ответа и с сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав
всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал
в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Приближение поезда
всё более и более обозначалось движением приготовлений на станции, беганьем артельщиков, появлением жандармов и служащих и подъездом встречающих. Сквозь морозный пар виднелись рабочие
в полушубках,
в мягких валеных сапогах, переходившие через рельсы загибающихся путей. Слышался свист паровика на
дальних рельсах и передвижение чего-то тяжелого.
Старик, сидевший с ним, уже давно ушел домой; народ
весь разобрался. Ближние уехали домой, а
дальние собрались к ужину и ночлегу
в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать
в лугу, не спал почти
всю короткую летнюю ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи.
Ноздрев был так оттолкнут с своими безе, что чуть не полетел на землю: от него
все отступились и не слушали больше; но
все же слова его о покупке мертвых душ были произнесены во
всю глотку и сопровождены таким громким смехом, что привлекли внимание даже тех, которые находились
в самых
дальних углах комнаты.
В дальнем углу залы, почти спрятавшись за отворенной дверью буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и подняв глаза к небу, она не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к богу, она просила его соединить ее с тою, кого она любила больше
всего на свете, и твердо надеялась, что это будет скоро.
Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел
в землю; только видны были над землей две трубы скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только
дальний луг еще стлался перед ними, — тот луг, по которому они могли припомнить
всю историю своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали
в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног.
— Случайно-с… Мне
все кажется, что
в вас есть что-то к моему подходящее… Да не беспокойтесь, я не надоедлив; и с шулерами уживался, и князю Свирбею, моему
дальнему родственнику и вельможе, не надоел, и об Рафаэлевой Мадонне госпоже Прилуковой
в альбом сумел написать, и с Марфой Петровной семь лет безвыездно проживал, и
в доме Вяземского на Сенной
в старину ночевывал, и на шаре с Бергом, может быть, полечу.
Две-три сотни широко раскрытых глаз были устремлены
все в одном направлении — на синюю луковицу неуклюже сложенной колокольни с пустыми ушами, сквозь которые просвечивал кусок
дальнего неба.
Например, если б бабушка на полгода или на год отослала ее с глаз долой,
в свою
дальнюю деревню, а сама справилась бы как-нибудь с своими обманутыми и поруганными чувствами доверия, любви и потом простила, призвала бы ее, но долго еще не принимала бы ее
в свою любовь, не дарила бы лаской и нежностью, пока Вера несколькими годами, работой
всех сил ума и сердца, не воротила бы себе права на любовь этой матери — тогда только успокоилась бы она, тогда настало бы искупление или, по крайней мере, забвение, если правда, что «время
все стирает с жизни», как утверждает Райский.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к
дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать
в город, возмутить тишину сонного города такой громадной пирушкой, что дрогнет
все в городе, потом пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
«Тушины — наша истинная „партия действия“, наше прочное „будущее“, которое выступит
в данный момент, особенно когда
все это, — оглядываясь кругом на поля, на
дальние деревни, решал Райский, — когда
все это будет свободно, когда
все миражи, лень и баловство исчезнут, уступив место настоящему «делу», множеству «дела» у
всех, — когда с миражами исчезнут и добровольные «мученики», тогда явятся, на смену им, «работники», «Тушины» на
всей лестнице общества…»
А у Веры именно такие глаза: она бросит
всего один взгляд на толпу,
в церкви, на улице, и сейчас увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку
в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы
в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ
в вечность и к бессмертию
всем религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими опытами, и вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить
дальние миры и заставляя
всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
Земли нет:
все леса и сады, густые, как щетка. Деревья сошли с берега и теснятся
в воду. За садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как
в Африке, а
все заросшие лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на
дальнем плане, синеет Суматра.
Часа
в три пустились дальше. Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали веселее. Ущелье
все расширялось, открывая горизонт и
дальние места.
Зато какие награды!
Дальнее плавание населит память, воображение прекрасными картинами, занимательными эпизодами, обогатит ум наглядным знанием
всего того, что знаешь по слуху, — и, кроме того, введет плавателя
в тесное, почти семейное сближение с целым кругом моряков, отличных, своебразных людей и товарищей.
Часа
в три мы снялись с якоря, пробыв ровно три месяца
в Нагасаки: 10 августа пришли и 11 ноября ушли. Я лег было спать, но топот людей, укладка якорной цепи разбудили меня. Я вышел
в ту минуту, когда мы выходили на первый рейд, к Ковальским, так называемым, воротам. Недавно я еще катался тут. Вон и бухта, которую мы осматривали, вон Паппенберг,
все знакомые рытвины и ложбины на
дальних высоких горах, вот Каменосима, Ивосима, вон, налево, синеет мыс Номо, а вот и простор, беспредельность, море!
Взгляд не успевал ловить подробностей этой большой, широко раскинувшейся картины. Прямо лежит на отлогости горы местечко, с своими идущими частью правильным амфитеатром, частью беспорядочно перегибающимися по холмам улицами, с утонувшими
в зелени маленькими домиками, с виноградниками, полями маиса, с близкими и
дальними фермами, с бегущими во
все стороны дорогами. Налево гора Паарль, которая, картинною разнообразностью пейзажей, яркой зеленью, не похожа на другие здешние горы.
Я
все ждал перемены, препятствия; мне казалось, судьба одумается и не пошлет меня дальше: поэтому нерешительно делал
в Англии приготовления к отъезду, не запасал многого, что нужно для
дальнего вояжа, и взял кое-что, годное больше для житья на берегу.
У многих, особенно у старух, на шее, на медной цепочке, сверх платья, висят медные же или серебряные кресты или медальоны с изображениями святых. Нечего прибавлять, что
все здешние индийцы — католики.
В дальних местах, внутри острова, есть еще малочисленные племена, или, лучше сказать, толпы необращенных дикарей; их называют негритами (negritos). Испанское правительство иногда посылает за ними небольшие отряды солдат, как на охоту за зверями.
— Ну, так я приду за ним и принесу шубы сушить. Наши
все тут, — сказала она Нехлюдову, уходя
в дальнюю и указывая на ближнюю дверь.
В окне приказчика потушили огонь, на востоке, из-за сарая, зажглось зарево поднимающегося месяца, зарницы
всё светлее и светлее стали озарять заросший цветущий сад и разваливающийся дом, послышался
дальний гром, и треть неба задвинулась черною тучею.
Всех же более, казалось, был поражен совершившимся чудом вчерашний захожий
в обитель монашек «от святого Сильвестра», из одной малой обители Обдорской на
дальнем Севере.
Неутешная супруга Ефима Петровича, почти тотчас же по смерти его, отправилась на долгий срок
в Италию со
всем семейством, состоявшим
все из особ женского пола, а Алеша попал
в дом к каким-то двум дамам, которых он прежде никогда и не видывал, каким-то
дальним родственницам Ефима Петровича, но на каких условиях, он сам того не знал.
Он объявил себя откуда-то с
дальнего севера, из Обдорска, от святого Сильвестра, из одного бедного монастыря
всего в девять монахов.
Вереницы их то подымались кверху, то опускались вниз, и
все разом, ближние и
дальние, проектировались на фоне неба,
в особенности внизу, около горизонта, который вследствие этого казался как бы затянутым паутиной.
Когда идешь
в дальнюю дорогу, то уже не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д.
В самом деле, если
все дождливые дни сидеть на месте, то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно,
в течение дня она сменялась несколько раз: то светило солнце, то шел дождь. Подсохшая было дорога размокла, и опять появились лужи.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он
весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до
дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу
в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
—
В таком случае… конечно… я не смею… — и взгляд городничего выразил муку любопытства. Он помолчал. — У меня был родственник
дальний, он сидел с год
в Петропавловской крепости; знаете, тоже, сношения — позвольте, у меня это на душе, вы, кажется,
все еще сердитесь? Я человек военный, строгий, привык; по семнадцатому году поступил
в полк, у меня нрав горячий, но через минуту
все прошло. Я вашего жандарма оставлю
в покое, черт с ним совсем…
Весной,
в распутицу и стужу, он заставил тысячи работников делать дорогу; их сгоняли по раскладке из ближних и
дальних поселений; открылись болезни, половина рабочих перемерла, но «усердие
все превозмогает» — дорога была сделана.
Привычка к оружию, необходимая для сибиряка, повсеместна; привычка к опасностям, к расторопности сделала сибирского крестьянина более воинственным, находчивым, готовым на отпор, чем великорусского. Даль церквей оставила его ум свободнее от изуверства, чем
в России, он холоден к религии, большей частью раскольник. Есть
дальние деревеньки, куда поп ездит раза три
в год и гуртом накрещивает, хоронит, женит и исповедует за
все время.
Там соединили двадцать человек, которые должны прямо оттуда быть разбросаны одни по казематам крепостей, другие — по
дальним городам, —
все они провели девять месяцев
в неволе.
Фогт обладает огромным талантом преподавания. Он, полушутя, читал у нас несколько лекций физиологии для дам.
Все у него выходило так живо, так просто и так пластически выразительно, что
дальний путь, которым он достиг этой ясности, не был заметен.
В этом-то и состоит
вся задача педагогии — сделать науку до того понятной и усвоенной, чтоб заставить ее говорить простым, обыкновенным языком.
Как же мне было признаться, как сказать Р.
в январе, что я ошибся
в августе, говоря ей о своей любви. Как она могла поверить
в истину моего рассказа — новая любовь была бы понятнее, измена — проще. Как мог
дальний образ отсутствующей вступить
в борьбу с настоящим, как могла струя другой любви пройти через этот горн и выйти больше сознанной и сильной —
все это я сам не понимал, а чувствовал, что
все это правда.
Что сталось впоследствии с Бурмакиным, я достоверно сказать не могу. Ходили слухи, что московские друзья помогли ему определиться учителем
в одну из самых
дальних губернских гимназий, но куда именно — неизвестно. Конечно, отец Бурмакин имел положительные сведения о местопребывании сына, но на
все вопросы об этом он неизменно отвечал...
Были, впрочем, и либеральные помещики. Эти не выслеживали девичьих беременностей, но замуж выходить все-таки не позволяли, так что, сколько бы ни было у «девки» детей, ее продолжали считать «девкою» до смерти, а дети ее отдавались
в дальние деревни,
в детикрестьянам. И
все это хитросплетение допускалось ради лишней тальки пряжи, ради лишнего вершка кружева.
— К сожалению, нет. Приходил отказываться от комнаты. Третьего дня отвели ему
в № 6 по ордеру комнату, а сегодня отказался. Какой любезный! Вызывают на
Дальний Восток,
в плавание. Только что приехал, и вызывают. Моряк он,
всю жизнь
в море пробыл.
В Америке,
в Японии,
в Индии… Наш, русский, старый революционер 1905 года… Заслуженный. Какие рекомендации! Жаль такого жильца… Мы бы его сейчас
в председатели заперли…
Я вскочил и подбежал к окну. По стеклам струились дождевые капли, мелкий дождь с туманом заволакивал пустырь,
дальние дома едва виднелись неопределенной полосой, и
весь свет казался затянутым этой густой слякотной мглою,
в которую погрузился мой взрослый друг… Навсегда!
Солнце склонялось к закату, а наша «тройка»
все еще устало месила пыль по проселкам, окруженная зноем и оводами. Казалось, мы толчемся на одном месте. Некованые копыта мягко шлепали по земле; темнело, где-нибудь на
дальнем болоте гудел «бугай»,
в придорожной ржи сонно ударял перепел, и нетопыри пролетали над головами, внезапно появляясь и исчезая
в сумерках.
Поселенцы говеют, венчаются и детей крестят
в церквах, если живут близко.
В дальние селения ездят сами священники и там «постят» ссыльных и кстати уж исполняют другие требы. У о. Ираклия были «викарии»
в Верхнем Армудане и
в Мало-Тымове, каторжные Воронин и Яковенко, которые по воскресеньям читали часы. Когда о. Ираклий приезжал
в какое-нибудь селение служить, то мужик ходил по улицам и кричал во
всё горло: «Вылазь на молитву!» Где нет церквей и часовен, там служат
в казармах или избах.
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже
вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь
в дальний поход, появляются по голым берегам больших рек, и то на самое короткое время.
Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Добычливые охотники, притаясь
в каком-нибудь кустике или кусте, не
в дальнем расстоянии от тока, остаются там на
всю ночь и стреляют дупелей, целя
в мелькающую белизну под их распущенными хвостиками.
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая
дальняя мера; по большей части
в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во
все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую
в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Лишь только он ударит несколько раз
в дудку, перепела отзовутся со
всех сторон:
дальние перелетывают, а ближние бегут.
Вероятно,
в обыкновенных, не
дальних, но топких неудобопроходимых и весьма крепких болотах, ибо хотя я никогда не находил их гнезд, но молодых видал, только не выводками, а
в одиночку; к тому же во
все продолжение лета мне случалось находить старых маток и даже иногда застреливать.
Хотя на весенних высыпках вальдшнепы не так близко подпускают собаку и стойки может она делать только издали, но при
всем том беспрестанно случается, что
дальние вальдшнепы поднимаются, а ближайшие, плотно притаясь, сидят так крепко, что без собаки пройдешь мимо их; выстрелишь
в поднявшегося далеко, а сзади или сбоку поднимаются вальдшнепы
в нескольких шагах.
Когда дремота
все гуще застилала его сознание, когда смутный шелест буков совсем стихал и он переставал уже различать и
дальний лай деревенских собак, и щелканье соловья за рекой, и меланхолическое позвякивание бубенчиков, подвязанных к пасшемуся на лугу жеребенку, — когда
все отдельные звуки стушевывались и терялись, ему начинало казаться, что
все они, слившись
в одну стройную гармонию, тихо влетают
в окно и долго кружатся над его постелью, навевая неопределенные, но удивительно приятные грезы.
Тем не менее, изо дня
в день какое-то внутреннее сознание своей силы
в ней
все возрастало, и, выбирая время, когда мальчик играл перед вечером
в дальней аллее или уходил гулять, она садилась за пианино.
Они пробормотали, с натянутым видом, что подождут Ипполита, и тотчас же удалились
в самый
дальний угол террасы, где и уселись опять
все рядом.