Неточные совпадения
Дамы раскрыли зонтики и
вышли на боковую дорожку. Пройдя несколько поворотов и
выйдя из калитки, Дарья Александровна увидала пред собой на высоком месте большое, красное, затейливой формы, уже почти оконченное строение. Еще не окрашенная железная крыша ослепительно блестела на ярком солнце. Подле оконченного строения выкладывалось другое, окруженное лесами, и
рабочие в фартуках на подмостках клали кирпичи и заливали
из шаек кладку и равняли правилами.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к
рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и
из этого вы не
выйдете.
— Мы, значит,
из рабочей дружбы, тоже забастовали,
вышли на улицу, стоим смирно, ну и тут казачишки — бить нас…
Когда Самгин
вышел на Красную площадь, на ней было пустынно, как бывает всегда по праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми хлопьями снега. На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно было представить, что на этой площади, за час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи
рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно
из истории Кремля, Москвы, России.
— Не знаю. Забастовка — не поможет, наголодались все, устали. Питерские
рабочие препятствуют вывозу товаров
из фабричных складов, а нам — что? Посуду перебить? Пожалуйте кушать, — добавил он и
вышел.
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла
из 3 построек, расположенных «покоем»:
из жилой фанзы — посредине и 2 сараев — по сторонам. Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен высоким частоколом в уровень с сараями. Почуяв посторонних людей, собаки подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум
из фанзы
вышел сам хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы
рабочие помогли нам расседлать коней.
Например, нагрузка и выгрузка пароходов, не требующие в России от
рабочего исключительного напряжения сил, в Александровске часто представляются для людей истинным мучением; особенной команды, подготовленной и выученной специально для работ на море, нет; каждый раз берутся всё новые люди, и оттого случается нередко наблюдать во время волнения страшный беспорядок; на пароходе бранятся,
выходят из себя, а внизу, на баржах, бьющихся о пароход, стоят и лежат люди с зелеными, искривленными лицами, страдающие от морской болезни, а около барж плавают утерянные весла.
При системе общих камер соблюдение чистоты в тюрьме невозможно, и гигиена никогда не
выйдет здесь
из той тесной рамки, какую ограничили для нее сахалинский климат и
рабочая обстановка каторжного, и какими бы благими намерениями ни была проникнута администрация, она будет бессильна и никогда не избавится от нареканий.
Дело
вышло из-за какого-то пятачка прибавки конным
рабочим, жаловавшимся на дороговизну овса, но Оников уперся как пень и нанял двух посторонних
рабочих.
У нас в доме была огромная зала,
из которой две двери вели в две небольшие горницы, довольно темные, потому что окна
из них
выходили в длинные сени, служившие коридором; в одной
из них помещался буфет, а другая была заперта; она некогда служила
рабочим кабинетом покойному отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Девушка совершенно разумно рассуждала с
рабочими, которые не
выходили из господского дома.
— Ты, кажется, уж давненько живешь на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни
рабочим и представить только все дело в его настоящем виде. Там пусть делают, как знают.
Из своей роли не
выходить — это мое правило. Теория — одно, практика — другое.
Нельзя дотронуться до
рабочего человека без того, чтоб
из этого не
вышло превратного толкования.
Когда я
вышел из Чернышевского переулка на Тверскую, она кишела гуляющими москвичами, а вереницы
рабочего народа с окраин стремились по направлению к Тверской заставе.
Он обо всех этих ужасных случаях слышал и на мой вопрос отвечал, что это, вероятно, дело рук одного раскольника-хлыста, Федота Ермолаева, богатого маляра
из деревни Свистова, который, — как известно это было почтмейстеру по службе, — имеет на крестьян сильное влияние, потому что, производя в Петербурге по летам стотысячные подряды, он зимой обыкновенно съезжает сюда, в деревню, и закабаливает здесь всякого рода
рабочих, выдавая им на их нужды задатки, а с весной уводит их с собой в Питер; сверх того, в продолжение лета,
высылает через почту домашним этих крестьян десятки тысяч, — воротило и кормилец, понимаете, всей округи…
Предвидели, что толпа может «
выйти из порядка», интервьюировали директора полиции и вожаков
рабочего движения.
Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало
рабочего дня. Густой, хриплый, непрерывный звук, казалось,
выходил из-под земли и низко расстилался по ее поверхности. Мутный рассвет дождливого августовского дня придавал ему суровый оттенок тоски и угрозы.
Было второе марта. Накануне роздали
рабочим жалованье, и они, как и всегда, загуляли. После «получки» постоянно не работают два, а то и три дня. Получив жалованье,
рабочие в тот же день отправляются в город закупать там себе белье, одежду, обувь и расходятся по трактирам и питейным, где пропивают все, попадают в часть и приводятся оттуда на другой день. Большая же часть уже и не покупает ничего, зная, что это бесполезно, а пропивает деньги, не
выходя из казармы.
Все горе
выходило из-за
рабочих.
Задёрганный думами, устав от них, Артамонов младший решил молчать и ждать. Думы о Носкове не оставляли его, он хмурился, чувствовал себя больным, и в обед, когда
рабочие выходили из корпусов, он, стоя у окна в конторе, присматривался к ним, стараясь догадаться: кто
из них социалист? Неужели — кочегар Васька, чумазый, хромой, научившийся у плотника Серафима ловко складывать насмешливые частушки?
Котел нехотя пошевелился и снова грузно осел, а Никита увидал, что
из толпы
рабочих вышел незнакомой походкой отец, лицо у него было тоже незнакомое, шёл он, сунув одну руку под бороду, держа себя за горло, а другой щупал воздух, как это делают слепые; старый ткач, припрыгивая вслед за ним, покрикивал...
Несколько
рабочих в синих пестрядевых рубахах, в войлочных шляпах и больших кожаных передниках прошли мимо меня; они как-то особенно мягко ступали в своих «прядениках» [Пряденики — пеньковая обувь.]; у входа в катальную, на низенькой деревянной скамейке, сидела кучка
рабочих, вероятно, только что кончивших свою смену: раскрытые ворота рубашек, покрытые потом и раскрасневшиеся лица, низко опущенные жилистые руки — все говорило, что они сейчас только
вышли из «огненной работы».
Для того чтобы
выйти из такого горестного положения, возможно было, по мнению Овэна, одно средство: отказаться от огромных, исключительно мануфактурных центров, служащих местом игры громадных капиталов и имеющих развращающее, унижающее и разоряющее влияние на массу
рабочего населения.
Когда я пошел к ней, было светло и еще не зажигали ламп. Она сидела в своей
рабочей комнате, проходной между гостиной и спальней, и, низко нагнувшись к столу, что-то быстро писала. Увидев меня, она вздрогнула,
вышла из-за стола и остановилась в такой позе, как будто загораживала от меня свои бумаги.
Надя (радостно). Приключение! (Обернувшись назад, зовет.) Идите, пожалуйста! Греков! Вы не пускайте его, Клеопатра Петровна! Знаешь, тетя,
выходим мы
из лесу — вдруг трое пьяных
рабочих… понимаешь?
Достигаев(входит с бутылкой в руке). Значит: в Петрограде образовалось новое правительство,
рабочее? Ну, что ж? Деды и прадеды наши
из рабочих вышли, отцы с
рабочими жили — трудились, почему же и мы не сумеем?
Изредка он
выйдет из вагона и лениво пройдется вдоль поезда; остановится он около локомотива и устремит долгий, неподвижный взгляд на колеса или на
рабочих, бросающих поленья на тендер; горячий локомотив сипит, падающие поленья издают сочный, здоровый звук свежего дерева; машинист и его помощник, люди очень хладнокровные и равнодушные, делают какие-то непонятные движения и не спешат.
Послушаешь или почитаешь речи живущих в достатке и роскоши людей образованных: все они признают равенство всех людей и возмущаются против всякого принуждения, угнетения, нарушения свободы
рабочих сословий. А посмотришь на их жизнь, все они не только живут этим угнетением, принуждением, нарушением свободы
рабочих сословий, но, где могут, восстают против попыток
рабочих сословий
выйти из этого положения угнетения, несвободы и принуждения.
Очень полезно бывает людям богатым хоть на короткое время
выйти из своей роскошной жизни и прожить хоть немного времени так же, как живут
рабочие, своими руками делая для себя всё, что у богатых людей делают наемные
рабочие. Только сделай это богатый человек, и он увидит тот великий грех, который он делал прежде. Только поживи так, — он поймет всю неправду жизни людей богатых.
Люди
рабочего народа часто стараются перейти в сословие людей достаточных, живущих чужим трудом. Они называют это
выйти в хорошие люди. А надо бы называть это, напротив, — уйти
из хороших людей в плохие.
Отец, прежде чем
выйти из комнаты, останавливается у
рабочего столика, за которым Люда сшивает новый бинт для компресса. Он говорит тихо, но я все-таки слышу, что он говорит...
А как только
вышли на берег, Лелька быстро ушла одна. В тоске бродила по лесу. Долго бродила, зашла далеко, чтоб ни с кем не встречаться. Потом воротилась к себе, в одинокую свою комнату. Села с ногами на подоконник, охватив колени руками. Ночь томила теплынью и тайными зовами. Открыла Лелька тетрадку с выписками
из газет (для занятий в кружке текущей политики) и, после выписки о большой стачке портовых
рабочих в Марселе, написала...
На станцию уже отправился один
из рабочих с ручной тележкой для багажа, и наконец Ядвига с Иреной
вышли из дому.
