Неточные совпадения
— Да он и не знает, — сказала она, и вдруг яркая краска стала
выступать на ее лицо; щеки, лоб,
шея ее покраснели, и слезы стыда
выступили ей
на глаза. — Да и не будем говорить об нем.
Он чувствовал, что лошадь шла из последнего запаса; не только
шея и плечи ее были мокры, но
на загривке,
на голове,
на острых ушах каплями
выступал пот, и она дышала резко и коротко.
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело, обнял ее
шею, запрокинул другой рукою голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула
на него, закусив губу, и
на глазах ее как будто
выступили слезы. Самгин вышел
на улицу в настроении человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил врага о том, что его ждет.
Купцы средних лет подлюбливают таких лошадей: побежка их напоминает ухарскую походку бойкого полового; они хороши в одиночку, для гулянья после обеда:
выступая фертом и скрутив
шею, усердно везут они аляповатые дрожки, нагруженные наевшимся до онеменья кучером, придавленным купцом, страдающим изжогой, и рыхлой купчихой в голубом шелковом салопе и лиловом платочке
на голове.
Обалдуй бросился ему
на шею и начал душить его своими длинными, костлявыми руками;
на жирном лице Николая Иваныча
выступила краска, и он словно помолодел; Яков, как сумасшедший, закричал: «Молодец, молодец!» — даже мой сосед, мужик в изорванной свите, не вытерпел и, ударив кулаком по столу, воскликнул: «А-га! хорошо, черт побери, хорошо!» — и с решительностью плюнул в сторону.
Потом, с прибавлением теплоты в воздухе, с каждым днем токует громче, дольше, горячее и, наконец, доходит до исступления:
шея его распухает, перья
на ней поднимаются, как грива, брови, спрятанные во впадинках, прикрытые в обыкновенное время тонкою, сморщенною кожицею, надуваются,
выступают наружу, изумительно расширяются, и красный цвет их получает блестящую яркость.
Когда-то давно Ганна была и красива и «товста», а теперь остались у ней кожа да кости. Даже сквозь жупан
выступали на спине худые лопатки. Сгорбленные плечи, тонкая
шея и сморщенное лицо делали Ганну старше ее лет, а обмотанная бумажною шалью голова точно была чужая. Стоптанные старые сапоги так и болтались у ней
на ногах. С моста нужно было подняться опять в горку, и Ганна приостановилась, чтобы перевести немного дух: у ней давно болела грудь.
Наконец в залу вошла и сама Эмма Эдуардовна. Она была величественнее, чем когда бы то ни было, — одетая в черное шелковое платье, из которого точно боевые башни,
выступали ее огромные груди,
на которые ниспадали два жирных подбородка, в черных шелковых митенках, с огромной золотой цепью, трижды обмотанной вокруг
шеи и кончавшейся тяжелым медальоном, висевшим
на самом животе.
— Не успел я двух слов сказать, знаешь, сердце у меня заколотилось, из глаз слезы
выступили; стал я ее уговаривать, чтоб за тебя вышла; а она мне: «Верно, вы меня не любите, верно, вы ничего не видите», — и вдруг как бросится мне
на шею, обвила меня руками, заплакала, зарыдала! «Я, говорит, одного вас люблю и
на за кого не выйду. Я вас уже давно люблю, только и за вас не выйду, а завтра же уеду и в монастырь пойду».
— Доктор?.. Ах да, доктор; доктор — очень хороший человек, очень… — Гаврило Степаныч не договорил и страшно закашлял;
на шее и
на лбу
выступили толстые жилы, лицо покрылось яркой краской. — Я ведь живуч… только вот не могу еще долго ходить по лесу, утомляюсь скоро и голова кружится от чистого воздуха… не могу к воздуху-то привыкнуть.
Его тело было белее, чем у Ребера, а сложение почти безукоризненное:
шея выступала из низкого выреза трико ровным, круглым, мощным стволом, и
на ней держалась свободно и легко красивая, рыжеватая, коротко остриженная голова с низким лбом и равнодушными чертами лица.
Тут
выступал журавль, у которого туловище было из вывороченной шубы калмыцкого меха,
шея из рукава, надетая
на ручку половой щетки, нос из расщепленной надвое лучины, а ноги — просто человеческие, в сапогах.
Туча сдвинулась с полнеба, звезды заискрились, предметы несколько
выступили из земли, и вход в лес означился. Вольдемар с трудом поворотил
шею, сжатую страхом: нигде уж не видать было огонька. Члены его развязались, грудь освободилась от тяжести,
на ней лежавшей; ветерок повеял ему в лицо прямо с востока, и сердце его освежилось. Смело вошел он в лес и через несколько минут очутился в хижине лесничего.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги задает и прямо
на княжну Евпраксию спускается.
Выступил вперед Яков Потапович, заслонил собою дорогую спутницу и ждет врага, прямо
на него глядючи. Как камень падает коршун сверху к нему
на грудь, клювом ударяет в самое сердце, да не успел глубоко острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую
шею и сжал, что есть силы, правой рукой.
— Граф!.. — проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. — Граф, один Бог над нами…, — сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила
на его тонкой
шее, и краска быстро
выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, чтò хотел сказать.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног,
на шее было надето что-то вроде ожерелья, и из-за ожерелья
выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
Красные пятна еще сильнее
выступили на лбу,
шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что-то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась
на свою судьбу,
на свекра и
на мужа. После слез она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.