Неточные совпадения
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув головой, но, очевидно, для порядка, раскрыл мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной
высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул головой и
потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
Учитель ничего этого не
тронул, но он взлез на
высокий сосновый ларь, покрытый покатой крышей, достал с него большие и разлатые липовые ночвы, чистые, как стекло зеркального магазина, и тотчас же начал спускаться с ними назад в сарай, где им очень искусно были спрятаны злополучные кости.
И ни в ком не возбуждал подозрений молодой
высокий мужик, и разве только удивляла и
трогала худоба и бледность его; но и тут для любопытных и слишком разговорчивых было оправдание: только что выписался из больницы и ждет земляка, вместе поедут.
Она удалялась в том же спокойном и гордом молчании, с которым входила назад тому несколько минут на этот двор, но из глаз моих до сих пор не скрывается ее бледный спокойный лоб, ее взор гордый и профиль Рашели, этой царственной жидовки, знавшей, с нею умерший секрет
трогать до глубины онемевшие для
высокого чувства сердца буржуазной Европы.
Лестница была
высокая, крутая, но он докатился донизу благополучно; встал и
потрогал себя за нос: целы ли очки?
Высокая спинка
трона завершалась диском.
Но Великая в Героях сохранила на
троне нежную чувствительность Своего пола, которая вступалась за несчастных, за самых винных; искала всегда возможности простить, миловать; смягчала все приговоры суда и служила совершеннейшим образцом той
высокой добродетели, которую могут иметь одни Небеса и Государи: милосердия!
И впрямь Авдотья Николавна
Была прелакомый кусок.
Идет, бывало, гордо, плавно —
Чуть
тронет землю башмачок;
В Тамбове не запомнят люди
Такой
высокой, полной груди:
Бела как сахар, так нежна,
Что жилка каждая видна.
Казалося, для нежной страсти
Она родилась. А глаза…
Ну, что такое бирюза?
Что небо? Впрочем я отчасти
Поклонник голубых очей
И не гожусь в число судей.
Тарасу Ермилычу нравилась в Смагине вся его барская повадка — он и не унижался, как другие, и головы не задирал
выше носу, а
тронуть его пальцем никто бы не посмел.
Оба солдата заходят под
высокий навес, устроенный над колодцем. Меркулов для чего-то
трогает огромное деревянное колесо, приводящее в движение вал. Колесо жалобно скрипит и делает мягкий размах. Солдаты облокачиваются на верхний сруб колодца и, свесив вниз головы, пристально глядят в зияющую темноту.
Катерина Матвеевна(сияющая).Вглядитесь в глубину своего сознания, и тогда я честно выслушаю ваше признанье. Я не хочу увлечений, мы должны стоять
выше их. Вы не
трогайте меня.
Я быстро сообразил, что лучше всего спрятаться за
высокой спинкой
трона и там высмеяться вдоволь.
Тяжелые, низкие стулья, с
высокими спинками и растопыренными ручками, походили на театральные деревянные
троны — жесткие и неудобные.
Задний план занят белым фасадом дворца с
высокой и широкой террасой; на массивном
троне — гигантский Король.
Он садился на корточки перед толстым, окруженным мохнатыми беловатыми листьями стеблем коровьяка, который был втрое
выше его, и подолгу смотрел, как муравьиный народ бегает вверх к своим коровам — травяным тлям, как муравей деликатно
трогает тонкие трубочки, торчащие у тлей на спине, и подбирает чистые капельки сладкой жидкости, показывавшиеся на кончиках трубочек.
И преступленье с высока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и
тронДаёт Закон — а не природа;
Стоите
выше вы народа,
Но вечный
выше вас Закон.
Скоро нас снова
тронули и, проведя несколько сот шагов без дороги, указали место. Справа виднелись крутой берег извилистой речки и
высокие деревянные столбы татарского кладбища; слева и спереди сквозь туман проглядывала черная полоса. Взвод снялся с передков. Восьмая рота, прикрывавшая нас, составила ружья в козлы, и батальон солдат с ружьями и топорами вошел в лес.
По сторонам
трона стояли оруженосцы, или телохранители, великого князя, называвшиеся рындами, в белых длинных отложных кафтанах и в
высоких, опушенных соболями, шапках на головах. На правом плече они держали маленькие топорики с длинными серебряными рукоятками и стояли, потупя очи и не смея шевельнуться.
Правда, король казался очень маленьким, тщедушным, невзрачным среди
высоких, рослых, толстых придворных, окружавших
трон, но все эти придворные так низко и почтительно наклонили свои головы, когда он, король, поднялся на
трон, что сердце короля затрепетало от радости. Он понял разом, что судьба услышала его желание и сделала его могучим властителем страны.
Великий князь, одетый в богато убранную из золотой парчи ферязь, по которой ярко блестели самоцветные каменья и зарукавья которой пристегивались алмазными, величиною с грецкий орех, пуговицами, в бармы [Оплечья.], убранные яхонтами, величественно сидел на
троне с резным
высоким задом из слоновой кости, стоявшем на возвышении и покрытом малинового цвета бархатной полостью с серебряной бахромою; перед ним стоял серебряный стол с вызолоченными ножками, а сбоку столбец с полочками [Этажерка.], на которых была расставлена столовая утварь из чистого литого серебра и золота.
Он понимал, что у
трона великой государыни он стоит целой головой
выше всех других сановников, мало того, что эти сановники пресмыкаются у его ног только потому, что он взыскан милостями императрицы; и при малейшем неудовольствии с ее стороны готовы первыми бросить в него грязью.
— С Богом! — сказал Ефим, надев шляпу, — вытягивай! — Форейтор
тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули
высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Эта плотная
высокая девушка была так нелепа и смешна со своими огромными, в мозолях, руками, зализанной головой и чисто крестьянскими оборотами речи. И в то же время ее низкий, подкупающий мелодично-бархатный голос и эта откровенная, наивная простота
трогали невольно и влекли к ней сердца девочек.
Один из лучших тогдашних судей искусства написал о нем, что «во всей его картине достоин похвалы только правильный и твердый рисунок, но что ее мертвый сюжет представляет что-то окаменевшее, что идея если и есть, то она рутинна и бесплодна, ибо она не поднимает
выше ум и не облагораживает чувства зрителя, — она не
трогает его души и не стыдит его за эгоизм и за холодность к общему страданию.