Неточные совпадения
Но для этого надо поступить по-английски, то есть пойти, например, в японские порты,
выйти без спросу
на берег, и когда станут не пускать, начать драку, потом самим же пожаловаться
на оскорбление и начать
войну.
Так он очищался и поднимался несколько раз; так это было с ним в первый раз, когда он приехал
на лето к тетушкам. Это было самое живое, восторженное пробуждение. И последствия его продолжались довольно долго. Потом такое же пробуждение было, когда он бросил статскую службу и, желая жертвовать жизнью, поступил во время
войны в военную службу. Но тут засорение произошло очень скоро. Потом было пробуждение, когда он
вышел в отставку и, уехав за границу, стал заниматься живописью.
Отец был кавалергардским офицером, но рано
вышел в отставку, поселился в своем имении Обухове,
на берегу Днепра, был одно время предводителем дворянства, в Турецкую
войну опять поступил
на военную службу, потом в течение 25 лет был председателем правления Земельного банка Юго-Западного края.
Ижбурдин. Какие они, батюшка, товарищи? Вот выпить, в три листа сыграть — это они точно товарищи, а помочь в коммерческом деле — это,
выходит, особь статья. По той причине, что им же выгоднее, коли я опоздаю ко времени, а как совсем затону — и того лучше.
Выходит, что коммерция, что
война — это сюжет один и тот же. Тут всякий не то чтоб помочь, а пуще норовит как ни
на есть тебя погубить, чтоб ему просторнее было. (Вздыхает.)
На другой день пристав, театрал и приятель В.П. Далматова, которому тот рассказал о вчерашнем, сказал, что это был драгунский юнкер Владимир Бестужев, который, вернувшись с
войны, пропивает свое имение, и что сегодня его губернатор уже
выслал из Пензы за целый ряд буйств и безобразий.
Все жалуются
на это положение, которое не есть
война, но и не есть мир, и все желали бы
выйти из него.
Дергальский клянется и божится, что все это именно так; что предводитель терпеть не может губернатора и что потому все думали, что они с генералом Перловым сойдутся, а
вышло иначе: предводитель — ученый генерал и свысока принял Перлова — боевого генерала, и вот у них, у двух генералов, ученого и боевого, зашла
война, и Перлов, недовольный предводителем, не будучи в силах ничем отметить ему лично, спит в клубе
на дежурстве предводительского зятя и разоряет себя
на платежи штрафа.
Мне повезло с места, и
вышло так, что
война для меня оказалась приятным препровождением времени, напоминавшим мне и детство, когда пропадал
на охоте с Китаевым, и жизнь бродяжную.
Много лет спустя, будучи
на турецкой
войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту интереснейшую легенду, переходившую у них из поколения в поколение, подтверждающую пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда
на коронацию Димитрия, рассказывали старики кубанцы, прибыли наши запорожцы почетными гостями, то их расположили возле самого Красного крыльца, откуда
выходил царь. Ему подвели коня, а рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый боярами, должен был садиться.
Война была в разгаре.
На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что
вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился
на считку.
Я телеграфировал отцу, что иду
на войну; он мне
выслал метрическое свидетельство, и с первым же эшелоном я отправился в действующую армию,
на Кавказ.
Больные один за другим
выходили из дверей, у которых стоял сторож и давал каждому из них толстый белый, вязанный из бумаги колпак с красным крестом
на лбу. Колпаки эти побывали
на войне и были куплены
на аукционе. Но больной, само собою разумеется, придавал этому красному кресту особое, таинственное значение. Он снял с себя колпак и посмотрел
на крест, потом
на цветы мака. Цветы были ярче.
Говорите такому человеку об ужасах
войны: «да, это ужасно! возражает он: — все остановилось: даже самые театры теперь закрыты!» Касаетесь ли вопроса о крестьянах: «Да, Г. так же думал, как и вы: что же
вышло из этого? он совсем разорился; теперь не
на что даже взять билет в театр…»
Впрочем, нечего и перечислять столь недавние и общеизвестные факты; довольно сказать, что со времени издания Пушкина, первые томы которого
вышли в начале 1855 года, наша литература оживилась весьма заметно, несмотря
на громы
войны, несмотря
на тяжелые события, сопряженные с
войною.
Описание оперы в «
Войне и мире». «Во втором акте были картины, изображающие монументы, и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры
на рампе подняли, и справа и слева
вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что-то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие-то люди и стали тащить прочь девицу… Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что-то металлическое, и все стали
на колени и запели молитву».
Алина писала, в свою очередь, князю Лимбургу о дошедших до нее слухах, что его хотят женить
на другой, уверяла, что ей также сделано блестящее предложение и что поэтому она освобождает его от данного слова и предлагает разойтись, тем более что нельзя же ей
выходить замуж до признания прав ее русским правительством и до получения документов о ее рождении, а этого нельзя получить раньше окончания все еще продолжавшейся
войны России с Турцией.
Этика принуждена дать двойной ответ
на вопрошание о
войне: должно стремиться всеми силами к предупреждению
войны, к укреплению нравственного сознания, неблагоприятного для
войн и осуждающего их, к созданию социальных условий, не вызывающих необходимости
войн, но, когда
война началась и ее уже нельзя остановить, личность не может сбрасывать с себя ее бремя,
выйти из общей ответственности, из круговой поруки, она должна принять
на себя вину
войны во имя высших целей, но изживать ее трагически, как ужас и рок.
Она осталась еще в Париже до конца сезона, в Вену не приехала, отправилась
на свою родину, в прирейнский город Майнц, где я ее нашел уже летом во время Франко-прусской
войны, а потом вскоре
вышла замуж за этого самого поляка Н., о чем мне своевременно и написала, поселилась с ним в Вене, где я нашел ее в августе 1871 года, а позднее прошла через горькие испытания.
Все, что тогда было поживей умом и попорядочнее, мужчины и женщины, по-своему шло вперед, читало, интересовалось и событиями
на Западе, и всякими выдающимися фактами внутренней жизни, подчинялось, правда, общему гнету сверху, но не всегда мирилось с ним, сочувствовало тем, кто «пострадал», значительно было подготовлено к тому движению, которое началось после Крымской
войны, то есть всего три года после того, как мы
вышли из гимназии и превратились в студентов.
— Да-с; должно быть, того же самого. У нас с ними нынче, когда наши
на седальнях
на дворик
вышли, меж окно опять легкая
война произошла.
А утомление
войною у всех было полное. Не хотелось крови, не хотелось ненужных смертей.
На передовых позициях то и дело повторялись случаи вроде такого: казачий разъезд, как в мешок, попадает в ущелье, со всех сторон занятое японцами. Раньше никто бы из казаков не
вышел живым. Теперь
на горке появляется японский офицер, с улыбкою козыряет начальнику разъезда и указывает
на выход. И казаки спокойно уезжают.
Владимир Андреевич припомнил свое детство в Смоленске, в доме родственников светлейшего. Он был воспитанником-приемышем. Кто были его родители — он не знал. Затем он был отправлен в Москву в университетскую гимназию, откуда
вышел в военную службу в один из армейских полков и прямо отправился
на театр
войны с Турцией. Неожиданно, с месяц, с два тому назад, он был отозван из своего полка и переведен в гвардию с командировкою в Петербург, в распоряжение светлейшего князя, генерал-фельдмаршала.
Таким манером, землячки, сражение энто
на пользу всем и пошло. У других от
войны население изничтожается, а здесь прибавка немалая
вышла. Потому, когда бабы по густым кустам-буеракам разбрелись, — портки полопавшие
на воинах пострадавших чинить, — мало ли чего бывает. Крестников у Лукашки завелось, можно сказать, несосветимое число.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении
войны уже
вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты
на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья
вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о
войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
На трамваях каждое утро отвратительная хамская давка, то ли народу прибавилось, несмотря
на войну, то ли трамваев меньше пускают, но всякий раз
выходишь помятым и оскорбленным, как из пьяной драки.