Неточные совпадения
Фаэтон между тем быстро подкатил
к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне
выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился
храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены
храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями
храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в
храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
И
выходя из
храма, он еще раз взглянул на сестру; возле нее стоял Юрий, небрежно, чертя на песке разные узоры своей шпагой; и она, прислонясь
к стене, не сводила с него очей, исполненных неизъяснимой муки… можно было подумать, что через минуту ей суждено с ним расстаться навсегда.
Спальня
выходила окнами
к колокольне; при первом благовесте Марфа Петровна поспешно одевалась и являлась ранее всех в
храм божий.
Ввечеру многочисленные стражи явились на стогнах и повелели гражданам удалиться, но любопытные украдкою
выходили из домов и видели, в глубокую полночь, Иоанна и Холмского, в тишине идущих
к Софийскому
храму; два воина освещали их путь факелом, остановились в ограде, и великий князь наклонился на могилу юного Мирослава; казалось, что он изъявлял горесть и с жаром упрекал Холмского смертию сего храброго витязя…
Так и
вышло; но до всякого счастья надо, знаете, покорное терпение, и мне тоже даны были два немалые испытания: во-первых, родители мои померли, оставив меня в очень молодых годах, а во-вторых, квартирка, где я жил, сгорела ночью на самое Рождество, когда я был в божьем
храме у заутрени, — и там погорело все мое заведение, — и утюг, и колодка, и чужие вещи, которые были взяты для штопки. Очутился я тогда в большом злострадании, но отсюда же и начался первый шаг
к моему счастию.
Дьячиха налила ему чепурушечку, и Аллилуй подкрепился и пошел опять
к храму, а жена его тоже, поправясь маленькой чашечкой,
вышла вместе с ним и отправилась
к учрежденной вдовице — звать ее «знаменить». Тут они тоже между собою покалякали, и когда
вышли вдвоем, имея при себе печать на знаменования, то Аллилуева жена на половине дороги
к дому вдруг услыхала ни на что не похожий удар в несколько младших колоколов и тотчас же увидала людей, которые бежали
к колокольне и кричали: «Аллилуй разбился!»
Растроганный народ начал молиться почивающим в
храме мощам святителя Никиты, печерского затворника; благоверного князя Владимира Ярославича и святой благоверной княгини Анны, матери его; приложился
к Евангелию, писанному святым Пименом, и иконам Всемилостивого Спаса и премудрости Божьей — Петра и Павла, затем
вышел на паперть, поклонился праху архиерея Иоакима и, освобожденный и успокоенный пастырским словом, мирно разошелся по домам.
По крытому переходу, который вел от двора великокняжеского
к церкви Благовещения, еще тогда деревянной, возвращался Иван Васильевич с утренней молитвы. Когда он
выходил из
храма божьего, по ясному челу его носились приятные впечатления, оставленные в нем молитвою; но чем далее он шел, тем тяжелее гнев налегал на это чело и ярче вспыхивал во взорах. За ним, в грустном раздумье, следовал красивый статный молодец: это был сын его Иван.
Наконец служба кончилась. Духовенство и певчие
вышли из
храма и направились
к месту склепа князей Баратовых. Все присутствовавшие последовали туда же. Началась панихида.
Растроганный народ начал молиться почивающим в
храме мощам: святителя Никиты, печерского затворника, благоверной княгини Анны, матери его, приложился
к Евангелию, писанному святым Пименом, и иконам Всемилостивого Спаса и Премудрости Божией — Петра и Павла, затем
вышел на паперть, поклонился праху архиерея Иоакима и, освеженный и успокоенный пастырским словом, мирно разошелся по домам.
Склонность
к пьянству и ребячливые во время подпития поступки отец Кирилл обнаружил вскоре же по прибытии
к церкви Спаса на Наливках, но из проделок его за двери
храма долго ничего не
выходило, а из этого, кажется, непременно следует заключить, что товарищ отца Кирилла, «действительный поп» Гавриил, был человек снисходительный и неябедливый.