Неточные совпадения
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто
из солода (солод — слад), то есть
из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по
дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что
из этого
выйдет.
Тут у нас случилась одна девушка, Параша, черноокая Параша, которую только что привезли
из другой деревни, сенная девушка, и которую я еще никогда не видывал, — хорошенькая очень, но глупа до невероятности: в слезы, подняла вой на весь
двор, и
вышел скандал.
Из окна повеяло свежестью. На
дворе уже не так ярко светил свет. Он вдруг взял фуражку и
вышел.
Квартира дяди Хрисанфа была заперта, на двери в кухню тоже висел замок. Макаров потрогал его, снял фуражку и вытер вспотевший лоб. Он, должно быть, понял запертую квартиру как признак чего-то дурного; когда
вышли из темных сеней на
двор, Клим увидал, что лицо Макарова осунулось, побледнело.
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять,
из магазина
вышел коренастый человек, с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами
из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во
двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Из флигеля
выходили, один за другим, темные люди с узлами, чемоданами в руках, писатель вел под руку дядю Якова. Клим хотел выбежать на
двор, проститься, но остался у окна, вспомнив, что дядя давно уже не замечает его среди людей. Писатель подсадил дядю в экипаж черного извозчика, дядя крикнул...
Во время одной
из своих прогулок он столкнулся с Иноковым; Иноков
вышел со
двора какого-то дома и, захлопывая калитку, крикнул во
двор...
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по
двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна глазами чужого.
Выходил он
из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
А Петр Степанович словно
из себя тогда
вышел: «Я, говорит, теперь уже все могу; мне, говорит, только в Санкт-Петербурге при
дворе состоять».
Джентльмены вежливо поклонились, ввели нас в сени,
из которых мы
вышли на маленький
двор к железной решетке.
«Да куда-нибудь, хоть налево!» Прямо перед нами был узенький-преузенький переулочек, темный, грязный, откуда, как тараканы
из щели,
выходили китайцы, направо большой европейский каменный дом; настежь отворенные ворота вели на чистый
двор, с деревьями, к широкому чистому крыльцу.
Нехлюдов, еще не
выходя из вагона, заметил на
дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей;
выйдя же на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая дама в шляпе с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими ногами, в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на
двор, солдаты с арестанткой
вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.
Светлый месяц, почти полный,
вышел из-за сарая, и через
двор легли черные тени, и заблестело железо на крыше разрушающегося дома.
Катюша с Марьей Павловной, обе в сапогах и полушубках, обвязанные платками,
вышли на
двор из помещения этапа и направились к торговкам, которые, сидя за ветром у северной стены палей, одна перед другой предлагали свои товары: свежий ситный, пирог, рыбу, лапшу, кашу, печенку, говядину, яйца, молоко; у одной был даже жареный поросенок.
Комната Зоси
выходила окнами на
двор, на север; ее не могли заставить переменить эту комнату на другую, более светлую и удобную, потому что
из своей комнаты Зося всегда могла видеть все, что делалось на
дворе, то есть, собственно, лошадей.
На
дворе виднелось длинное бревенчатое здание с стеклянной крышей, — не то оранжерея, не то фотография или театр; тенистый садик
из лип, черемух, акаций и сиреней
выходил прямо к Узловке, где мелькали и «китайские беседки в русском вкусе», и цветочные клумбы, и зеркальный шар, и даже небольшой фонтан с русалкой
из белого мрамора.
В этих мыслях он оделся в свое ватное зимнее пальтишко с меховым воротником
из какого-то котика, навесил через плечо свою сумку и, несмотря на прежние неоднократные мольбы матери, чтоб он по «такому холоду»,
выходя со
двора, всегда надевал калошки, только с презрением посмотрел на них, проходя чрез переднюю, и
вышел в одних сапогах.
Вот раз он бросается на всех на
дворе, когда
выходили из классов, а я как раз стою в десяти шагах и смотрю на него.
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла
из 3 построек, расположенных «покоем»:
из жилой фанзы — посредине и 2 сараев — по сторонам.
Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен высоким частоколом в уровень с сараями. Почуяв посторонних людей, собаки подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум
из фанзы
вышел сам хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы рабочие помогли нам расседлать коней.
— Ах, какая скука! Набоженство все! Не то, матушка, сквернит, что в уста входит, а что из-за уст; то ли есть, другое ли — один исход; вот что
из уст
выходит — надобно наблюдать… пересуды да о ближнем. Ну, лучше ты обедала бы дома в такие дни, а то тут еще турок придет — ему пилав надобно, у меня не герберг [постоялый
двор, трактир (от нем. Herberge).] a la carte. [Здесь: с податей по карте (фр.).]
А. И. Герцена.)] говорит: «Пойдемте ко мне, мой дом каменный, стоит глубоко на
дворе, стены капитальные», — пошли мы, и господа и люди, все вместе, тут не было разбора;
выходим на Тверской бульвар, а уж и деревья начинают гореть — добрались мы наконец до голохвастовского дома, а он так и пышет, огонь
из всех окон.
Жена рыдала на коленях у кровати возле покойника; добрый, милый молодой человек
из университетских товарищей, ходивший последнее время за ним, суетился, отодвигал стол с лекарствами, поднимал сторы… я
вышел вон, на
дворе было морозно и светло, восходящее солнце ярко светило на снег, точно будто сделалось что-нибудь хорошее; я отправился заказывать гроб.
Барыня между тем уже
вышла на крыльцо и ждет. Все наличные домочадцы высыпали на
двор; даже дети выглядывают
из окна девичьей. Вдали, по направлению к конюшням, бежит девчонка с приказанием нести скорее колодки.
Был девятый час, когда мы
вышли из монастыря, и на улицах уже царствовали сумерки. По возвращении на постоялый
двор матушка в ожидании чая прилегла на лавку, где были постланы подушки, снятые с сиденья коляски.
Верный Стецько уже стоял одетый во всей козацкой сбруе. Данило надел смушевую шапку, закрыл окошко, задвинул засовами дверь, замкнул и
вышел потихоньку
из двора, промеж спавшими своими козаками, в горы.
Затем он
выходил из печи распаренный, пил липовый цвет и на следующее утро опять хлопотал по
двору и в конюшне.
Было что-то ободряющее и торжественное в этом занятии полицейского
двора людьми в мундирах министерства просвещения, и даже колченогий Дидонус, суетливо вбегавший и выбегавший
из полиции, казался в это время своим, близким и хорошим. А когда другой надзиратель, большой рыжий Бутович, человек очень добродушный, но всегда несколько «в подпитии»,
вышел к воротам и сказал...
Было раннее утро. Сквозь дремоту я слышал, как мать говорила
из соседней комнаты, чтобы открыли ставни. Горничная вошла в спальню, отодвинула задвижку и
вышла на
двор, чтобы исполнить приказание. И когда она
вышла, скрипнув дверью, меня опять захватил еще не рассеявшийся утренний сон. И в нем я увидел себя Наполеоном.
Наутро я пошел в гимназию, чтобы узнать об участи Кордецкого. У Конахевича — увы! — тоже была переэкзаменовка по другому предмету. Кордецкий срезался первый. Он
вышел из класса и печально пожал мне руку. Выражение его лица было простое и искренне огорченное. Мы
вышли из коридора, и во
дворе я все-таки не удержался: вынул конверт.
Несколько дней, которые у нас провел этот оригинальный больной, вспоминаются мне каким-то кошмаром. Никто в доме ни на минуту не мог забыть о том, что в отцовском кабинете лежит Дешерт, огромный, страшный и «умирающий». При его грубых окриках мать вздрагивала и бежала сломя голову. Порой, когда крики и стоны смолкали, становилось еще страшнее: из-за запертой двери доносился богатырский храп. Все ходили на цыпочках, мать
высылала нас во
двор…
Это был тот самый бродяга, который убежал
из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную шляпу на самые глаза, он
вышел на
двор. На террасе в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним на террасу.
Кто-то
из братьев предложил украсть одного щенка, и тотчас составился остроумный план кражи: братья сейчас же
выйдут на улицу к воротам Бетленга, я испугаю барина, а когда он, в испуге, убежит, они ворвутся во
двор и схватят щенка.
Мы, весь дом, стоим у ворот,
из окна смотрит синее лицо военного, над ним — белокурая голова его жены; со
двора Бетленга тоже
вышли какие-то люди, только серый, мертвый дом Овсянникова не показывает никого.
Иногда по
двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и кривым носом, выводил
из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она,
выйдя на
двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать
из дома, но не может, заколдован.
Этот день наступил в субботу, в начале зимы; было морозно и ветрено, с крыш сыпался снег. Все
из дома
вышли на
двор, дед и бабушка с тремя внучатами еще раньше уехали на кладбище служить панихиду; меня оставили дома в наказание за какие-то грехи.
Всего с собой не увезешь, а когда Артем
выйдет из службы, вместе и будут жить в отцовском
дворе.
Выходя, он думал: «только надо подальше от всех», — и мимоходом нанял первую попавшуюся ему квартиру в четыре комнаты; купил у Сухаревой подержанную мебель, нанял девушку и заказал топить, а на другой день, перед вечером, встретил на
дворе купца Репина на Солянке дорожный возок,
из которого вылезли три незнакомые барыни, а потом и Ольга Александровна с дочкой.
Одна
из девиц, Любка, босая, в сорочке, с голыми руками, некрасивая, в веснушках, но крепкая и свежая телом,
вышла во внутренний
двор.
Суббота была обычным днем докторского осмотра, к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы
из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а у одного
из тех окон, что
выходили во
двор, поставили стол с твердым валиком под спину.
Таков был план, который начертил Петенька и
из которого должен был
выйти настоящий chateau, [замок (франц.)] а не какая-нибудь мурья, в окна которой беспрестанно врываются гнусные запахи со скотных
дворов и
из застольных и в которой не мыслимо никакое другое развлечение, кроме мрачного истребления ерофеича.
— Можно мне проводить тебя? — спросил он,
выйдя с Шурочкой
из дверей на
двор.
Полковник Брем жил в глубине
двора, обнесенного высокой зеленой решеткой. На калитке была краткая надпись: «Без звонка не входить. Собаки!!» Ромашов позвонил.
Из калитки
вышел вихрастый, ленивый, заспанный денщик.
Иван Миронов торговал тем, что покупал на дровяных складах одну сажень дров, развозил ее по городу и выкладывал так, что
из сажени
выходило 5 четверок, которые он продавал за ту же цену, какую стоила четверть на дровяном
дворе.
Уже многие солдаты храпели. Вланг тоже растянулся на полу, и старый фейерверкер, расстелив шинель, крестясь, бормотал молитвы перед сном, когда Володе захотелось
выйти из блиндажа — посмотреть, что на
дворе делается.
Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел было позвонить кельнера и послать ее с ним… «Нет! этак неловко… Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми — неловко тоже. Притом уже ночь на
дворе — и он, пожалуй, уже ушел
из магазина». Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и
вышел на улицу; повернул за угол, за другой — и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой под мышкой, со свертком бумаги в руке, молодой энтузиаст спешил домой.
Произошло его отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы то ни стало познакомиться с нею и с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне, стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку, в котором находился домик Зудченки, не заходя, впрочем, к сей последней,
из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что со
двора Миропы Дмитриевны
вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне
выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь
двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
Когда мы
вышли из дома, на
дворе стояла довольно густая толпа народа.
— Разве ты думаешь, — сказал он строго, — что я без убойства жить не могу? Иное злодеи, подрывающие государство, иное Никита, что Афоньку порубил. А
из станичников посмотрю, кого казнить, кого помиловать. Пусть все, и с Никитой, соберутся перед Красным крыльцом на
дворе. Когда
выйду из опочивальни, увижу, что с ними делать!