Неточные совпадения
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья
в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы
в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь
в насмешку, что никогда не
в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не
выйдет великанов для завершения башни, что не для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
Опять-таки и то взямши, что никто
в наше время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы
в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там
в пустыне египетской
в секрете спасаются, так что их и не найдешь вовсе, — то коли так-с, коли все остальные
выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников, проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
19 декабря наш отряд достиг реки Бягаму, текущей с юго-востока, по которой можно
выйти на реку Кусун. Эта река и по величине, и по обилию воды раза
в два больше Мыге. Близ своего устья она около 20 м шириной и 1–1,5 м глубиной. По словам удэгейцев, вся долина Бягаму покрыта гарью; лес сохранился только около Бикина. Раньше Бягаму было одним из самых зверовых мест; особенно много было здесь лосей. Ныне это
пустыня. После пожаров все звери ушли на Арму и Кулумбе, притоки Имана.
В городе невыносимая жара, скука, безлюдье, а
выйдешь в поле, там под каждым кустом и камнем чудятся фаланги, скорпионы и змеи, а за полем горы и
пустыня.
Она не менее меня понимала безысходность нашего положения, но твердо стояла на том, что не желая ни
в каком случае
выходить замуж, она, насильственно порывая духовное общение, только принесет никому не нужную жертву и превратит свою жизнь
в безотрадную
пустыню.
Он семьдесят лет служил отечеству: мечом, советом, добродетелию и наконец захотел служить богу единому
в тишине
пустыни, торжественно простился с народом на вече, видел слезы добрых сограждан, слышал сердечные благословения за долговременную новогородскую верность его, сам плакал от умиления и
вышел из града.
Теперь и я, как Осип Варламыч, все наставляю братца и сестрицу и укоряю их, но
выходит глас вопиющего
в пустыне.
Проснулся и он, властелин
пустыни, и медленными шагами
выходит из зарослей, куда загнало его
в полдень солнце и где он после кровавого пира, утолив из ручья, жажду, спал
в тени до наступления ночи.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка,
в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень
в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот
в каком виде
вышел Владимир с мызы господина Блументроста и прошел
пустыню юго-восточной части Лифляндии.
Уверился Гриша и
в том, что по ночам не Дуняша
в оконце постукивает, не она с ним на речке заигрывает, но некий-от эфиоп, сиречь бес преисподний,
в девичьем образе
выходит из геенны смущати его… «Окаянный — от, думает, все больше во образе жены с трудниками борется; и
в книгах писано, что
в древние времена
в киновиях и великих лаврах синайских,
в пустынях египетских и фиваидских преподобным отцам беси
в женском образе все больше являлись…